Она медленно подняла глаза на его лицо, застывшее, мертвенное.
Герцог боялся ее!
– Кое-кто говорит, что у меня ваши глаза, – начала Томми.
Ей показалось, что после этих слов он затаил дыхание. И медленно краска гнева залила его лицо.
– Что вам нужно? – спросил он спокойно, ледяным тоном.
Томми еще крепче стиснула сомкнутые руки.
– Она назвала меня в вашу честь. Мое имя – Томасина, – легкая нотка отчаяния зазвучала в ее голосе.
– Что вы хотите?
– Я хотела увидеться с вами.
Повисло молчание. Томми почувствовала приступ дурноты. У него тоже была впадинка – ямочка! – на подбородке.
Маятник в часах, стоявших на полу за спиной герцога, качался со сводившим с ума постоянством. Что только подчеркивало возникшую тишину.
– Я уже слышал о вас, мисс де Баллестерос. И понял, что вы – куртизанка, в том или ином смысле.
На миг от шока сознание у Томми отключилось. На миг она перестала чувствовать свои руки и ноги. Краска бросилась в лицо.
– Боюсь, вас неправильно информировали.
– Неужели? Чем тогда зарабатываете себе на жизнь?
– Я – инвестор. – Спасибо тебе, Джонатан, за возможность сказать это.
Он улыбнулся высокомерно, неприятно.
– И что вы инвестируете? Средства, полученные от богатых доверчивых мужчин, которых вы шантажируете или заставляете каким-то другим путем отдать вам деньги?
Томми вздрогнула. Нападение – в этом заключалась его стратегия.
А ее стратегия – в очаровании. Было практически невозможно улыбкой встретить его улыбку. У Томми возникло впечатление, что лицо у нее покрылась ледяной коркой, словно она шла наперекор снежному шторму.
– Понимаю, что сильно удивлю вас, но клянусь, я здесь только для того, чтобы повидаться с вами. Я росла без отца, и вам, уверена, понятно мое любопытство… И мое желание познакомиться с вами…
«Чтобы узнать, твои ли у меня глаза и подбородок, и манера двигаться, и такая же плавность в речи, как у меня, или понять, есть во мне хоть что-то хорошее, что передалось от тебя».
Томми в жизни своей никогда не заикалась. Но герцог превратил ее в ребенка. Она не могла вспомнить, кем была до того, как вошла в его кабинет. Так велика была его сила.
– А я уверен, что не знаю, о чем вы говорите.
Это было последней каплей. Томми заговорила теперь, стиснув зубы.
– Ты бросил ее. Ты бросил нас. Она любила тебя и, пока была жива, учила меня никогда не думать о тебе плохо. Я обожала ее. Она тяжело заболела и умерла в нищете, оставив меня одну в возрасте семи лет.
С таким же успехом Томми могла кричать в снежную бурю. Ее слова уносил прочь ледяной ветер его титулованного равнодушия.