– О, Томми! – наконец выговорил он. – Ты, оказывается, глупее, чем кажешься.
Томми отшатнулась. От негодования голос у нее сорвался на крик:
– Я?…
Джонатан нахмурился.
– Не визжи.
– Тогда не говори загадками! Тебе это не идет.
– Ну хорошо. Боюсь только, так оно и есть. Представь, Томми, если сможешь, фитиль пушки. А теперь, если кто-нибудь возьмет и подожжет его, что случится? Он загорится и будет понемногу гореть… – Джонатан подступил к ней так близко, что носками сапог дотронулся до носков ее туфель.
Она задохнулась. Но не сдвинулась с места, пусть его колени и касались ее.
– …гореть…
Его голос звучал все глуше.
– …гореть. И тут…
Он наклонился к ней и почти коснулся губами ее уха.
– Бум!
На самом деле это был скорее выдох, чем произнесенное слово. Однако Томми чуть не подпрыгнула.
Отступив назад, Джонатан посмотрел на нее. Томми увидела свое отражение в его огромных черных зрачках и представила, что у нее такие же огромные зрачки и что они отражают друг друга бесконечно, нескончаемо, ничего не отдавая в окружающий мир.
– Ну конечно, этого больше никогда не случится. – Джонатан неожиданно снова стал раздражающе прозаичен. Он сказал это с легкой насмешкой и с толикой гнева в голосе.
Томми тут же захотелось дать ему хорошего пинка.
Он не стал дожидаться ответа.
– Насладитесь возвращением в Лондон, мисс де Баллестерос.
Дотронувшись до шляпы, Джонатан пошел прочь, насвистывая мотивчик, который напоминал «Балладу о Колине Эверси».
Клаус мудрил со своим прессом, когда у двери в мастерскую зазвонил звонок. Он лениво поднял голову.
И тут же вскочил как ужаленный: в дверном проеме стоял ангел!
Клаус вытаращил глаза, молча наслаждаясь безупречной, невозмутимой английской красотой – золотыми волосами, огромными голубыми глазами, молочной белизны кожей. Теперь ему казалось, что мучения, связанные с его пребыванием в Лондоне в течение первых месяцев, того стоили. Джонатан Редмонд оказался гением.
Клаус поклонился низко и изящно, с особым чувством.
– Добрый день, мадам. Добро пожаловать в мое скромное заведение. Мне будет исключительно приятно быть вам полезным сегодня, если это только у меня получится.
– Я – леди Грейс Уэрдингтон, мистер Либман. И… я получила письмо.
Она действительно получила письмо от «Клаус Либман и Ко.», в котором значилось:
«Ваше имя было в частном порядке названо нам более чем одним джентльменом. Эти джентльмены утверждают, что Вы являетесь образцовой представительницей „Бриллиантов чистой воды“. Вы окажете нам огромную честь, если примете наше предложение позировать для очень ограниченного издания выполненных в изысканной манере игральных карт, которыми мы отдаем дань уважения прекрасным молодым леди Лондона. Мы с радостью готовы увидеть Вас в следующую среду в два пополудни в том случае, если Вы выразите желание быть увековеченной».