– Он действительно собирается так поступить?
Марианна уверила себя, что влюблена в Джонатана Редмонда, и очень страдала, когда стало понятно, что он не влюблен в нее. Прежде всего она, конечно, влюбилась в идею Джонатана Редмонда, поскольку он был просто недосягаем и все его желали. Жадное томление и конкуренция заставляли ее страдать, а разве страдание не означает любовь?
Брат, который и не догадывался о ее переживаниях, пожал плечами.
– Кто же знает? Но ему чертовски везет в карты, может, повезет и на этот раз, как бы там ни… Ты куда? У нас ведь через несколько минут встреча с Аргоси.
Марианна толкнула дверь в мастерскую Клауса.
– Зайди за мной немного позже, Гарри. Я хочу, чтобы мой портрет тоже напечатали.
И леди Грейс Уэрдингтон и Марианна Линли сделали все, чтобы не встретиться глазами, когда одна выходила на улицу, а другая входила в мастерскую.
Приглашения продолжали сыпаться на городской дом Редмондов. Джонатан принимал их и с облегчением и удовольствием посвящал себя знакомому времяпрепровождению, когда можно было не переживать в известной степени из-за того, что его вдруг подстрелят, или арестуют, или утопят в реке. Разговоры были вполне предсказуемы, и он мог вести их сам, не обращая внимания на часто сменяемых белокурых собеседниц. И если честно, на той неделе времени, чтобы посетить салон, не находилось.
А вот по ночам все было по-другому.
– Mein Freund! У тебя вид, словно ты не спишь ночами, – воскликнул Клаус, когда они склонились над книгами.
Что соответствовало истине.
Одиночество в постели – вот что испытывал Редмонд. Стоило ему закрыть глаза, как перед ним возникало лицо Томми в тот момент, когда он поцеловал ее. Нежное, потрясенное, беззащитное. Он снова ощущал под собой ее выгнувшееся тело, податливое, как пламя. И вспоминал, как ее руки гладили его по спине. И ее губы.
О, ее губы! Это чудо!
Целовать Томми было то же самое, что постепенно узнавать ее – раз за разом открывать для себя что-то новое. Джонатан даже не представлял, что поцелуй может быть сродни удару в голову. Самый лучший удар из всех ударов.
Он увидел звезды.
Такого с ним никогда не было. Словно подожгли солому, и пламя распространилось с гигантской скоростью. Желание, такое всепоглощающее и одновременно грубое, от которого сотрясло все его тело, ошеломило так, что он остановился. Что бы там ни говорили про Джонатана Редмонда, он был человеком здравомыслящим. Ему было много чего известно про самоконтроль. Он мог бы взять Томми прямо там, на берегу, быстро и жестко. Джонатан легко это себе представил.