Наталия тоже говорила о том, какую сложную работу провел брат, чтобы изменить какие-то правила. Сердитый взгляд Тристана заставил ее замолчать.
Все они, в отличие от нее, говорили на безупречном английском, лишь изредка обмениваясь фразами на монтовианском. У Джеммы сложилось ощущение, что от нее скрывают что-то важное, и это ей очень не понравилось.
Поздно вечером Тристан пришел в ее апартаменты, она набросилась на него с вопросом:
– Тристан, что здесь происходит такого, о чем мне не полагается знать?
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, мистер Марко, что вы обещали не лгать мне.
– Никто и не лжет. Я хочу сказать… я не лгу.
– Никто? – Она не могла сдержать обиду.
– Джемма, клянусь, в этом нет ничего плохого.
– Тогда лучше расскажи мне.
Он должен был догадаться, что кто-нибудь из родственников непременно проговорится. Меньше всего хотелось, чтобы Джемма чувствовала себя исключенной из ближнего круга, тогда как его проект имел прямо противоположную цель.
– Я рассказывал тебе монтовианскую легенду об озерной нимфе?
– Нет, но звучит интригующе.
Тристан пересказал легенду и добавил, что, когда она плавала в сиднейской гавани, он увидел в ней свою морскую нимфу.
– Я вернулся в Монтовию, чувствовал себя как рыбак, вырвавшийся из объятий нимфы, который потерял рассудок от разлуки с ней и был обречен оставшуюся жизнь бродить по берегу в надежде снова найти ее.
– Я чувствовала себя такой же несчастной.
Он поцеловал ее в губы.
– Но рыбак не сдался. Он просмотрел все архивы замка в поисках королевских декретов и приказов, лишавших нас будущего. И вскоре нашел то, что искал.
– Не понимаю, о чем ты.
– Помнишь, я говорил, что бунтовал против этого закона? Но тогда я пошел неправильным путем, возможно, потому, что был «запасным», ждал, что это сделает кто-то другой. И вот теперь я кронпринц, юрист. А значит, должен втащить упирающуюся королевскую семью в двадцать первый век. Потому что хочу иметь право выбирать себе невесту без оглядки на ее происхождение.
– Значит, все это ради меня?
– Да. Другие королевские семьи допускают браки с простолюдинами. Так почему нам нельзя?
– Это кого ты имеешь в виду под простолюдинкой? Теперь понятно, почему мне так не нравилось это слово. Протестует моя благородная кровь.
Тристану импонировала способность Джеммы вносить легкость в сложные ситуации.
– Я буквально поселился в архивах, перерывая документы за несколько веков, и в конце концов нашел, как это можно изменить. Словом, во власти моего отца внести изменения.
– Ты, должно быть, злился, что он до сих пор этого не сделал.