Много у червя вовсе не ножек…
Инстинкт выживания требует отпуск, мне с горем пополам удается поднять себя, ставлю на ноги Катю, у той индикатор воли на нуле, без помощи так и осталась бы валяться. Обнявшись, вяло пятимся, головы запрокинуты, в тени чудовища будто негры. Даже размеры червя не могут разбудить в нас скрытые резервы. Я, вместо того, чтобы соображать, как спастись, размышляю, как этот ежик отбрасывает тень, если свет исходит отовсюду…
Лишь когда пасть выстрелила парой ножей, что сидели между жвалами, адреналин чуть не взорвал изнутри, я вместе с Катей отпрыгнул, упал на склон, ножи вонзились туда, где мы были только что, зеленая слизь течет с ножей на плиты.
Из опустевших десен в пасти монстра вылезли новые ножи. Тоже в зеленом киселе.
– Прости, что разбудили, – сказал Борис.
Пальнул многоножке туда, где у человека подбородок. Там торчат ножички, наподобие щетины. Шарики дроби вспыхнули оранжевым салютом, голову монстра чуть дернуло вверх, все внимание теперь на букашку с ружьем.
Пронзительный вой, жвалы раскрылись, следующая пара ядовитых жал полетела в Бориса.
Тот уже откатился на другую половину арены, плащ хлопнул как выстрел, едва поспев за хозяином, Борис вскочил.
– Ку-ку, я здесь!
Увожу Катю к выходу, прячемся под тенью арки. В этой битве нам делать нечего, только путались бы у Бориса под ногами.
Гусеница плюет ножи раз за разом, но Борис ловко прыгает в сторону, плюет в ответ колючие прозвища. Вряд ли тварь понимает слова, но ясно улавливает издевательский тон, с каждым выстрелом рык все громче, яда на клинках столько, что сталь тает как в кислоте, червь мотает башкой за Борисом, но попасть не может.
Борис послал стайку горячих горошин в морду чудовища. Страшная голова встряхнулась, пасть выбила в потолок сокрушительный вой, столб дыхания растекся по своду зримыми кольцами, сдув крошки, паутину, лишайниковый налет, червь взмыл до потолка, на высоте туша изогнулась петлей, раскрытые ножницы жвал с дырой в центре пикируют прямо на Бориса.
Тот прыгнул назад с кувырком, гигантский рот со всей дури врезается в пол, Руины вздрагивают, арена становится похожа на громадную чашу цветка с треугольными лепестками.
Хлынул каменный дождь, червь морду от пола оторвал, поворачивает на Бориса.
Борис уже прыгнул навстречу, дуло дробовика вонзается в пасть, ядовитые ножи вот-вот пырнут Бориса в живот.
Бах! Дробовик выбросило с фонтаном густой крови, свирепую зубастую булаву качнуло, клинки сверкнули рядом с Борисом, оставив в воздухе зеленый шлейф.
Тварь выгнулась кверху, рев боли, ее мотает туда-сюда, хвост скручивается. Борис рванул к нам, повалил и упал сам, нас накрыли полы плаща.