| "Why, of course!" | -- А то как же! |
| "Then," I went on, "you believe there will be a day of judgment, and that we shall have to answer to God for every evil action?" | -- Стало быть, вы веруете, -- продолжал я, -- что будет страшный суд и что мы дадим ответ богу за каждый свой дурной поступок? |
| She gave me no reply, but simply made a contemptuous grimace, and, looking that time at her cold eyes and over-fed expression, I realised that for her complete and finished personality no God, no conscience, no laws existed, and that if I had had to set fire to the house, to murder or to rob, I could not have hired a better accomplice. | Она ничего не ответила и только сделала презрительную гримасу, и, глядя в этот раз на ее сытые, холодные глаза, я понял, что у этой цельной, вполне законченной натуры не было ни бога, ни совести, ни законов, и что если бы мне понадобилось убить, поджечь или украсть, то за деньги я не мог бы найти лучшего сообщника. |
| In my novel surroundings I felt very uncomfortable for the first week at Orlov's before I got used to being addressed as "thou," and being constantly obliged to tell lies (saying "My master is not at home" when he was). | В необычной обстановке, да еще при моей непривычке к ты и к постоянному лганью (говорить "барина нет дома", когда он дома), мне в первую неделю жилось у Орлова не легко. |
| In my flunkey's swallow-tail I felt as though I were in armour. | В лакейском фраке я чувствовал себя, как в латах. |
| But I grew accustomed to it in time. | Но потом привык. |
| Like a genuine footman, I waited at table, tidied the rooms, ran and drove about on errands of all sorts. | Как настоящий лакей, я прислуживал, убирал комнаты, бегал и ездил, исполняя всякие поручения. |
| When Orlov did not want to keep an appointment with Zinaida Fyodorovna, or when he forgot that he had promised to go and see her, I drove to Znamensky Street, put a letter into her hands and told a lie. | Когда Орлову не хотелось ехать на свидание к Зинаиде Федоровне или когда он забывал, что обещал быть у нее, я ездил на Знаменскую, отдавал там письмо в собственные руки и лгал. |
| And the result of it all was quite different from what I had expected when I became a footman. Every day of this new life of mine was wasted for me and my cause, as Orlov never spoke of his father, nor did his visitors, and all I could learn of the stateman's doings was, as before, what I could glean from the newspapers or from correspondence with my comrades. |