– Мы бы хотели послушать что-нибудь в твоей собственной манере, молодой человек, – сказал он. – Анималистико-магнитическо-электро-истерико-биолого-мистический рассказ – вот твой подлинный стиль, а то, что ты сейчас наговорил, – всего лишь жалкая копия с меня, и ничего больше.
Среди собравшихся пронесся гул одобрения, а Дефо заметил:
– Право, мистер Литтон, хотя, быть может, это всего лишь простая случайность, но сходство, сдается мне, чертовски разительное. Замечания нашего друга сэра Вальтера нельзя не почесть справедливыми.
– Быть может, вы и это сочтете за подражание, – ответил Литтон с горечью и, откинувшись в кресле и глядя скорбно, так продолжал рассказ:
«Едва наш герой улегся на соломе, устилавшей пол его темницы, как вдруг в стене открылась потайная дверь и за ее порог величаво ступил почтенного вида старец. Пленник смотрел на него с изумлением, смешанным с благоговейным страхом, ибо на высоком челе старца лежала печать великого знания, недоступного сынам человеческим. Незнакомец был облачен в длинное белое одеяние, расшитое арабскими каббалистическими письменами; высокая алая тиара, с символическими знаками квадрата и круга, усугубляла величие его облика.
– Сын мой, – промолвил старец, обратив проницательный и вместе с тем затуманенный взор на сэра Овербека. – Все вещи и явления ведут к небытию, и небытие есть первопричина всего сущего. Космос непостижим. В чем же тогда цель нашего существования?
Пораженный глубиной этого вопроса и философическими взглядами старца, наш герой приветствовал гостя и осведомился об его имени и звании. Старец ответил, и голос его то крепнул, то замирал в музыкальной каденции, подобно вздоху восточного ветра, и тонкие ароматические пары наполнили помещение.
– Я – извечное отрицание не-я, – вновь заговорил старец. – Я квинтэссенция небытия, нескончаемая сущность несуществующего. В моем облике ты видишь то, что существовало до возникновения материи и за многие-многие годы до начала времени. Я алгебраический икс, обозначающий бесконечную делимость конечной частицы.
Сэр Овербек почувствовал трепет, как если бы холодная, как лед, рука легла ему на лоб.
– Зачем ты явился, чей ты посланец? – прошептал он, простираясь перед таинственным гостем.
– Я пришел поведать тебе о том, что вечности порождают хаос и что безмерности зависят от божественной ананке[46]. Бесконечность пресмыкается перед индивидуальностью. Движущая сущность – перводвигатель в мире духовного, и мыслитель бессилен перед пульсирующей пустотой. Космический процесс завершается только непознаваемым и непроизносимым…» Могу я спросить вас, сэр Смоллет, что вас так смешит?