Я перестала вырываться, нахмурилась, к Гераку полуобернулась и спросила:
— А что, черти только из мести женятся?
— У боевых по любви первую жену точно никто не берет, — хмыкнул он. — В их кланах на роль первой жены только увечные да перестарки соглашаются, а то и вовсе никто. Оттого ведьм и берут по обыкновению, исключительно из мести. Не любят боевые вашу братию.
— Взаимно, — прошипела я, вспомнив, что кое-кто у ректора Вреднума на нерасторжимом браке активно настаивал.
Из мести, значит. И может, Владлен Азаэрович и не боевой черт, но что-то мне подсказывает, что брак у него аккурат по традициям чертяк планируется.
— Эй, Григорьева, что-то у тебя выражение лица стало такое… зверское, — тряхнул меня Герак. — Ты чего, а?
— Ничего, — я дернулась, высвободив плечо.
А затем торопливо направилась туда, куда, собственно, и шла, потому как в толпе шепоток прошел: «Навы первый этаж обыскали уже, выше поднимаются». Короче, время терять никак нельзя было!
— Гри… Стась! — зашипел мне вслед Герак.
Но я целенаправленно пробежалась по просеке, оставленной инкубами, а вот едва те испуганно на меня оглядываться начали, свернула к домовым.
Домовые наслаждались жизнью, зрелищем и чаепитием из пузатого белого с голубой росписью фаянсового чайничка, от которого умопомрачительно пахло смородиной. И чашки у бородатых мелкоросликов были знатные: белые, с голубой каемочкой и на таких же с каемочкой блюдцах, и…
— Стасенька, душенька! — увидев меня, воскликнул дядь Никодим. А затем заявил подоспевшему и сопевшему над моим плечом черту: — Тьфу, изыди, блохастый!
Мне в тот момент подумалось: отчего домовые пьют, казалось бы, простой смородиновый чай и плюшками ну самыми обыкновенными закусывают, а морды у всех такие довольные? Вот стоило бы подумать об этом, да только ближайший из шести старичков пододвинулся, местечко мне освобождая, и вопросил:
— Чай, чайку тебе, дева красная?
— Ох и не откажусь, — сказала я, потянув носом воздух.
— Черту не налью, — сразу предупредил домовой.
И, достав из сумы еще чашечку с блюдцем, чаю налил, меду две ложки поставил, плюшку самую румяную выбрал да и все мне протянул. Ням!
— Ой, спасибочки огромное, — я присела на краешек пенька.
Но прежде чем от ароматной сдобы откусить, вспомнила, зачем пришла, и, прихлебнув глоточек умопомрачительно вкусного чаю, взмолилась:
— Дядь Никодим, выручай, не откажи, помощь мне нужна.
Старший домовой прищурился, на черта выразительно посмотрел.
— Да свой он, — махнула я рукой с плюшкой.
Домовые застыли.
— Временно свой, перемирие у нас, — поспешила уточнить я.