— Не дыши так, — рявкнул на меня декан. — Мрак, придется простынь порвать.
— Зачем? — томно поинтересовалась я, снова водя пальчиками по недочертовским губам.
Отвечать никто не стал. Владлен Азаэрович внес меня в свою спальню, уютненькую такую, в бежево-золотистых тонах, поднес к постели и…
— Раздеть нужно, — доверительно сообщила ему, потянувшись поближе к манящим меня губам. — Я же по пустыням всяческим прямо на песке валялась, нельзя меня прямо вот так в кровать укладывать.
В спальне раздался рык. Какой-то протяжный и обреченный.
— Спать будет неудобно, — обвивая шею декана уже двумя руками, прошептала я. — Песок там везде, а у меня кожа нежная… Хотите, покажу?
— Г-г-григорьева, — меня грубовато поставили на ноги, что ничуть не помешало продолжать обнимать мужика за шею, после решительно от себя отцепили. — Ты сама раздеться сможешь?
И даже врать не пришлось, когда я весело и торжествующе ответила:
— Нет, меня ноги не держат и руки не слушаются. А вы… — и я с придыханием притиснулась ближе, — вы такой сильный, мужественный, красивый… вы точно справитесь.
— Аут, — простонал почему-то вконец несчастный Владлен Азаэрович.
Не став комментировать, потерлась щекой о его грудь, прижимаясь всем телом.
— Григорьева, — голос у декана осип, — ты постой минутку, тут где-то кикимора ошивалась, лучше она тебя разденет.
— Не-е-е, — запротестовала я, коварно расстегивая пуговку на животе Владлена Азаэровича так, чтоб посягательства не заметил, — она на меня плюнет.
Вторая пуговка тоже была аккуратно расстегнута. И третья. А некоторые продолжали стоять, запрокинув голову вверх и тяжело дыша при этом. Пришлось поторопить:
— Владлен Азаэрович, а я, между прочим, в кроватку хочу, а вы меня вот совсем, ну ни капельки не раздели. Стыдно, Владлен Азаэрович.
— Стыдно будет утром, и не мне, Стасенька, — хрипло ответил он.
Утро представилось мне крайне далеким и растяжимым понятием, а потому внимания не заслуживало вовсе. Зато кое-что другое внимания очень даже требовало.
— Корсет жмет, — захныкав, жестоко соврала я. — Лежала-то на песке, неудобно.
Владлен Азаэрович, перестав смотреть в потолок (и что он в нем нашел, вообще не понятно), медленно опустил голову, взглянул в мои честные-пречестные, наивные-пренаивные, искренние-преискренние глаза и сдался.
— Руки вверх, Стась.
Подняла. И взгляд стал вконец и честный, и невинный.
Укоризненно покачав головой, декан чертового факультета, не заметив, что у него, между прочим, уже все пуговицы на животе расстегнуты, потянулся к завязкам на корсете. Осторожно, чтобы не дергать, развязал ленту, после высвободил все крючки и хрипло выдохнул, едва я вздохнула свободной грудью. Нет, там еще сорочка коротенькая была, не на голое же тело корсет цеплять, но она была такая тоненькая и полупрозрачная.