– Значит, франкские гости, – задумчиво повторил Алекс. – Сначала предложение продать клуб, потом скандал и убийство. Непохоже на них, обычно так себя ведут люди из Нового Света…
– Да и убивать-то зачем? – пожала плечами Анри, откровенно млея и прижимаясь уже всем телом. Потихоньку придвигаясь, она развернулась, переставила колено так, чтобы оседлать бедра Алекса, и села сверху.
– А кого в наше порочное время удивишь простой дракой? – усмехнулся Алекс. – Вот если снизить цену клуба чем-то эдаким, да еще припугнуть владельцев… Хорошо, я подумаю. Если что-то еще случится, или этот франк объявится…
– Сразу позвоню, – кивнула Анри. – Так как насчет аванса за юридические услуги, мой лэрд? Кстати, неужели тебя знают все полицейские Лундена?
– Думаю, не все. Может, мы когда-то имели дело… А что касается аванса… Анри, тебе бы лучше выспаться. Завтра будет такой день – ты не представляешь…
– И не хочу пока представлять, – вздохнула Анриетта. – Алекс, ну куда ты поедешь далеко за полночь, в самый Темный Час? Оставайся в спальне наверху, хоть выспишься.
После этого встать и уйти, как совершенно искренне собирался сделать Алекс, показалось невозможным. Анри, как всегда, не требовала и не просила. Она даже не предлагала ничего, мгновенно уловив по тону, что любовник не в настроении повторять дневные забавы. И от ее понимания и готовности быть такой, как захочет Алекс, в душе слегка скребли гремлины. Или даже не слегка. Потому что, как ни оправдывайся, а сегодня он просто воспользовался Анри. Сбросил телесное напряжение, вбиваясь в смуглое горячее золото и представляя на месте стонущей под ним женщины совсем другую: тоже пряно-золотую, но не покорно-податливую, а упрямую, напряженную, жаждущую отодвинуться и закрыться душой и телом.
Нет, конечно, чаще у них с Анриеетой бывало совсем иначе: долго, искренне, страстно. Анри понимала его, как мало кто, а хуже всего, что она ровно ни на что не претендовала, и потому ее было невозможно поставить на место, как Незабудку. Она просто принимала Алекса любым: уставшим, раздраженным, откровенно злым или – в отчаянно редкие моменты – разнеженно сентиментальным…
А еще она была великолепной хозяйкой клуба и танцмейстером. Мужчины, с которыми она ставила публичные сцены, Анриетту обожали: умело жесткая во время представления, после него она была нежной и заботливой. Алекс точно знал, что многие из них потом просили о чести стать фаворитом госпожи Ресколь, но увы, дольше двух-трех сеансов она ни с кем не общалась, легко переходя от одного любителя боли и покорности к другому.