На следующий день после тех событий, как и было обещано и предугадано Ольгой Алексеевной, Рома пошел на сделку и его выпустили, полностью сняв обвинения. Помню, как Андрей, стоя на пороге квартиры, спешил поделиться со мной долгожданными новостями. А потом, опустив взгляд на многочисленные коробки, стоящие в прихожей в недоумении поднял на меня глаза. Я ничего не говорила и не объясняла. Все было и так понятно. Вручив ему ключи и попроси вместо меня рассчитаться с хозяйкой, я, взяв на руки Леву, вернулась в дом к маме. Ольга Алексеевна и правда предлагала мне деньги за спасение Ромы, но я не взяла. Так или иначе я не знала, что буду делать дальше. Жила на каком-то распутье.
Общалась я только с Джеком, и то исключительно во время занятий. Все перерывы мы проводили вместе в университетском дворе, кормя голубей, в уютном молчании. Саша и Кирилл, в первые дни, пытавшиеся возыметь на меня влияние, поняли что все бесполезно, что я изменилась и как прежде, весело и беззаботно, уже не будет. Я стала замкнутой и нелюдимой. Мама не уставала пытаться наладить со мной контакт, но во время ее нахождения рядом, я только отмалчивалась, глядя в пол.
Мне не хватало его. Не имея ни малейшей надежды, понимая, что собственными руками я сама все сломала, все равно каждую минуту думала о нем и подыхала. Не успела, не долюбила, не насытилась им. Хотя не смогла бы насытится, даже если бы и вся жизнь у нас была впереди.
Но больше всего я боялась ночей. Темных, долгих и пугающих. Разбивающих раз за разом мое исстрадавшееся сердце. Я не хотела засыпать, потому что каждую ночь, с завидным постоянством, мне снился он. Вернее, в своих до жути странных и реалистичных снах я и была им. Он находился в полутемных помещениях городских клубов, в люксовых номерах отелей, где занимался сексом с бесконечным числом девушек. Все они как одна, плотоядно, похотливо смотрели на него, облизывая его обнаженное тело. Они кричали под ним словно дешевые порно актрисы. Что приносило ему невероятное удовлетворение. Одурманенный, опьяненный алкоголем, он как изголодавшееся, отчаянное животное, потерявшее последнюю каплю человечности трахал их жестко, цинично. Он не знал ни одну из них, но их большие сиськи, податливые рты и вагины были отличным лекарством. Купаясь в этом гнилом болоте пошлости и непотребства, осознанно пачкая себя в этой грязи, он впадал в забытье, выплескивал свою злость, вбиваясь в их податливые тела, получая взамен долгожданное освобождение, драгоценные минуты забытья.
Я понимала, что он выгорел без остатка. Ни одного чувства не осталось в нем, кроме похоти. Он был противен сам себе. Я понимала это, когда после очередного акта сношения, он обессиленно откидывался головой на подушку и закурив сигарету, долгим, задумчивых взглядом смотрел на единственное, что напоминало ему о том времени, когда он был счастливым человеком. На подаренную мной зажигалку. На какую-то долю секунды его лицо искажала гримаса боли, но это всего лишь мгновение слабости. А дальше-продолжение секс марафона и вливания в себя несчетного количества алкоголя.