Я просыпалась от звука собственного крика, словно выныривала из жуткого кошмара. Чувствуя себя отвратительно, будто не он, а я всю ночь заливалась спиртным. По часу стояла в душе, стараясь вытравить, смыть из памяти образы увиденного, задыхаясь от боли. Но каждую ночь повторялось одно и то же.
Мне хотелось верить, что это все только сны, плод моего больного воображения. Но сердце, упрямое, захлебывалось от боли. Оно все чувствовало и знало лучше меня.
А еще, иногда, поздними вечерами, на мой номер поступали звонки от неизвестного абонента. С замиранием сердца, я брала трубку и молча слушала его тихое дыхание. Ни один из нас не хотел бросать трубку первым, но и ни один из нас не проронил ни слова. Мы часами молча горевали над разорванными чувствами друг друга.
Закончился декабрь. Новогодние праздники я провела, сидя у себя в комнате, с книгами в руках. Мама целыми днями пропадала на работе, а я наслаждалась уединением и покоем. Поэтому полной неожиданностью стало для меня, когда ранним утром девятого числа на пороге моего дома появилась улыбающаяся Сашка под ручку с Кириллом. Впустив друзей, я отправилась на кухню, заваривать чай. Разговаривали в основном ребята, рассказывая мне все последние новости. Я, стараясь не обижать их своим равнодушием изо всех сил изображала заинтересованность. Через полтора часа, поднявшись я принялась мыть посуду, а Кирюха отправился поваляться на диван в зал. Сашка, примостившаяся на столешнице с полотенцем в руках, без перерыва щебетала о всякой ерунде.
— Так хотела завтра в кино Андрея вытянуть, как никак единственный выходной выдался, а он на свадьбу идут к Ромке…, – поняв, что сболтнула лишнего, она испуганно прижимает руки к себе, виновато глядя на меня. А я тем временем, изо всех сил стараюсь сделать отсутствующий вид, и не замечаю, как раз сотый подряд протираю до дыр одну и ту же тарелку.
Я наверное, мазохистка и полная дура. Но не смогла сдержаться. Стою на другой стороне улицы от здания ЗАГСА, зябко обняв себя руками. Перед зданием останавливается целая вереница дорогущих иномарок, с шикарным лимузином во главе. Из которого высыпается толпа молодежи, а после них, наружу выходит Рома, подавая руку невесте. Глотая бесшумные слезы, я любуюсь им, мужчиной, ради благополучия которого я разорвала нас на части. Он безумно красив и элегантен. Белые снежинки неслышно опускаются на его черные, слегка взлохмаченные волосы.
— Упрямец, даже в прическе у него протест, — грустно улыбаясь, не могу оторвать от него глаз. Синий приталенный пиджак, белая рубашка и красная бабочка. Ну как, черт возьми можно не любить такого. Не замечаю никого вокруг, потому что стараюсь вобрать в себя как можно больше его. Не могу наглядеться.