Самые великие притчи мира (Авторов) - страница 70

– Поведай мне дела твои, потому что для тебя пришёл я сюда, оставив пустыню.

Кожевник отвечал:

– Не знаю за собою, что б я сделал когда-либо и что-либо доброе; по этой причине, вставая рано с постели моей прежде, нежели выйду на работу, говорю сам себе: все жители этого города, от большого до малого, войдут в Царство Божие за добродетели свои, а я один пойду в вечную муку за грехи мои. Эти же слова повторяю в сердце моём прежде, нежели лягу спать.

Услышав это, блаженный Антоний отвечал:

– Поистине, сын мой, ты, как искусный ювелир (Мф. 13:45–46), сидя спокойно в доме твоём, стяжал Царство Божие; я, хотя всю жизнь мою провожу в пустыне, но не стяжал духовного разума, не достиг в меру сознания, которое ты выражаешь словами твоими.

Бог везде

Однажды авва Виссарион шёл со своим учеником по морскому берегу. Ученик почувствовал большую жажду и сказал авве Виссариону:

– Отец, меня очень томит жажда.

Старец, помолившись, сказал ему:

– Напейся из моря.

Морская вода сделалась пресною, и тот ею утолил свою жажду. Но, напившись, он налил воды в сосуд из предосторожности, чтобы иметь при себе воду, если снова начнёт чувствовать жажду. Старец, увидев это, спросил:

– Для чего ты сделал это?

Тот ответил:

– Прости меня! Я сделал это из опасения, что мне опять захочется пить.

Тогда старец заметил:

– Как здесь – Бог, так и везде – Бог.

Бог непостижим

Задолго до Рождества Христова в Сицилии был государь, по имени Гиерон. Он имел при своём дворе мудрецов, среди которых особенно выделялся Симонид.

Однажды Гиерон сказал ему:

– Симонид! Напряги свою мудрость, объясни мне, что такое Бог?

– Трудный вопрос ты предлагаешь мне, государь, – ответил мудрец. – Позволь мне день-другой подумать.

– Хорошо, – согласился Гиерон.

Прошло два дня. Пришёл к царю Симонид и, вместо ответа, просит подумать ещё четыре дня.

Прошло четыре дня, а Симонид запросил новой отсрочки.

– Позволь, государь, ещё восемь дней срока.

Гиерон нахмурился.

– Ты шутишь, Симонид. Пожалуй, скоро ты станешь просить шестнадцать дней на раздумье, а потом и тридцать два. Когда же ты наконец дашь мне окончательный ответ?

– Ты угадал, государь, – спокойно сказал Симонид. – Прошло бы восемь дней, я стал бы просить шестнадцать, затем тридцать два, а там шестьдесят четыре и так дальше, всё удваивая сроки без конца. Что же касается ответа, то, мне кажется, я уже дал тебе его.

– Как дал! – удивился Гиерон. – Ты ничего ещё мне не сказал о Боге, а всё просил новых и новых прибавок.

– Вот это и есть мой ответ, – сказал мудрец. – Твой вопрос, государь, не по силам никому. Чем о нём больше думаешь, тем меньше понимаешь, приходится просить новых и новых дней. Этот вопрос – всё равно что гора. Издали смотришь – и та кажется громадой, а чем ближе подходишь, тем она всё более высится и растёт, и ты перед ней чувствуешь себя таким маленьким, жалким, ничтожным. И если гору не обхватить и не покрыть рукой, как же ты хочешь, государь, умом охватить того, кто создал и гору, и человека.