— Ваша сестра, после того как переехала к вам, случайно, не посадила в саду ромашки?
Естественно, я привлекла внимание агента, однако при упоминании о ромашках его лицо приобрело вовсе не то выражение, на которое я рассчитывала. Черты не озарились пониманием. Вместо этого Гусман густо побагровел. Никогда в жизни я не видела, чтобы человек был такого цвета, и стала прикидывать, смогу ли сфоткать его, чтобы он не заметил. Исключительно из научного интереса.
— Это абсолютно неприемлемо, — процедил агент сквозь стиснутые зубы.
— Вот видите! — взвизгнула женщина и показала на него ножом. — Он. Никогда. Никого. Не слушает.
— Агент Гусман… — начала я.
— Ой, не утруждайтесь! — перебила его жена. — Не станет он вас слушать. Он самый упрямый, самый упертый трекнит на всем белом свете.
Я прошерстила весь свой обширный словарный запас и не нашла ни единого совпадения.
— А что такое трекнит?
Женщина раздраженно вздохнула:
— Это наше с ним словечко. Луи клялся, что я назвала его так на нашем первом свидании. Лично я ничего такого не помню. В тот день я порядком нализалась и, видимо, хотела обозвать его кретином. А получилось «трекнит». Вот и прижилось.
Она стала объяснять, как пользовалась этим понятным только двоим словом, когда нужно было на людях намекнуть мужу, что его упертость опять поднимает свою упертую голову. А я в это время исподтишка косилась на Гусмана.
Как только слово прозвучало вслух, он заметно побледнел. Жаль. Багровый оттенок мне нравился больше. Зато до Гусмана начинало доходить.
Я глянула на Кит:
— Можно нам на минутку остаться наедине?
— Ни за какие коврижки. — Словно готовясь заняться настоящим делом, она отодвинула кофе в сторону. — Это мой любимый этап.
— У вас есть любимый этап? — Я и не знала, что мы так часто вместе работали, чтобы у нее появился любимый этап.
— Конечно! Пару минут вы разговариваете сама с собой, ведете переговоры с воздухом, уговариваете и упрашиваете, иногда умоляете, а потом выдаете нечто такое, от чего взрывается мозг. Направляете нас туда, куда мы бы и не подумали пойти. И вдруг, как по волшебству, любое текущее дело раскрывается. Так что нет, дорогуша, я такое не пропущу даже за досрочный выход на пенсию.
— А теперь, — продолжала Мэнди, заново входя в раж, — он будет сидеть и делать вид, будто не знает, что я здесь. Как всегда. У него на первом месте что угодно и кто угодно, только не я. Требовать у него внимания — все равно что выдирать зубы из пасти льва. Я ему даже ножом по физиономии съездила!
Я тут же повернулась к Мэнди.
— Вы пытались ударить его ножом по лицу?