— Погодите-ка, — сказала его жена. — Есть кое-что еще. Я хотела сказать ему, когда он вернется из поездки домой.
Впервые за все время ее глаза наполнились слезами. Словно потеряв дар речи, Мэнди опустила голову.
Я столько раз через это проходила, что точно знала, о чем она хотела рассказать. Но легче от этого не становилось. Я коснулась ее руки.
— Мне очень, очень жаль, Мэнди.
— Я сама только-только узнала. Собиралась записаться на прием к врачу, чтобы убедиться наверняка, а потом уже все рассказать Луи. Но уже тогда я знала. Мы так долго пытались…
Я закрыла глаза и почувствовала, как застыл Гусман.
— В чем дело? — спросил он.
— Мне очень жаль, агент Гусман. Она… ваша жена… Вы должны были стать родителями.
По мнению Гусмана, я перегнула палку. Он не сумел вовремя подавить вспышку гнева, но все же медленно и болезненно осознавал правду.
— Это она вам сказала?
— Да. Вы пытались целый год. И наконец все получилось.
— Нет, — помотал он головой, не зная, стал ли жертвой жестокого розыгрыша, или прямо сейчас видит невозможное. Но, судя по всему, решил дать себе шанс поверить. — И как мне все устроить? Под каким предлогом я должен перекопать весь свой задний двор по указке какой-то чокнутой, чтобы при этом и самому в психушку не загреметь?
Кит улыбнулась:
— Анонимная наводка. Всегда прокатывает.
— Если хотите, — сказала я Мэнди, — можете перейти. Это моя работа. Я, видите ли, билет на ту сторону без пересадок. Прямиком к вашим родным и друзьям, которые вас ждут.
— Шутите? И не увидеть физиономию Син, когда мой муж арестует эту мымру? Вот уж нет, сестричка.
Я кивнула и покосилась на Нгуена. Может быть, с оттепелью в наших отношениях я и поторопилась, но он точно начинал мне верить. Хвалить меня он не стал, зато и не пялился злобно перед тем, как выйти из конференц-зала. Что ж, можно сказать, у нас наметился прогресс.
— А знаете, — начала Кит, когда я засобиралась уходить, — вы так и не сказали, почему позвонили.
— И то правда. В общем, спасибо.
— За что?
— За Нью-Йорк.
— Вы помогли спасти целую семью.
— Но вы мне поверили. Даже когда у меня была амнезия. Для меня это много значит.
— Правда? И как много?
— В смысле? — уточнила я, но Кит уже врубила режим переговоров. — О каком возмещении идет речь?
— О некоторой доле информации, — пожала плечами она. — Ничего суперважного.
— И какая же информация вам нужна?
Кит уставилась на меня серьезным взглядом:
— Как у вас это получается?
Она и так знала довольно много. Уж точно больше, чем те, кто отвергает любые признаки сверхъестественного как дурацкую фикцию. Но Кит не знала всех моих, так сказать, регалий, а я собиралась хранить ее девственность в области знаний о том, кто такая Чарли Дэвидсон, как можно дольше. Поэтому ответила: