Хотя господин мой всегда питал отвращение к "смерти вдогонку", считая ее дурным обычаем нашего государства, и говорил, что истинно благородный муж должен ненавидеть этот обычай, я все же осмелюсь нарушить этот его завет. Перед смертью господина, во время его болезни, я один находился при нем неотлучно. Глубина его сердца была поистине безгранична. Чем же отблагодарю я его зa это? Как посмею жить, дорожа сей суетной и быстротечной жизнью, если он мертв? Понимая, что поступок мой противоречит воле господина, я, недостойный, все же решил не расставаться с ним даже в смерти, а посему нынче же лишу себя жизни.
Но опасаясь сим поступком навлечь на себя немалый гнев покойного господина и в оправдание моего преступления (ибо известно мне, что в нынешнее время "смерть вдогонку" запрещена законами нашего государства), составил я сие неумелое послание. Желание отблагодарить моего господина за его милости - вот единственная причина, побудившая меня уйти из жизни. Прошу понять меня и простить. Такова моя просьба, в чем и ставлю собственноручную подпись".
Суровый приказ о посмертной каре отца - уничтожение дома Нонака с конфискацией всех владений и ссылкой его сыновей и дочерей в Сукумо - был вручен семье Нонака в следующем году третьего марта, в день весеннего Праздника кукол (3 марта в Японии справляют так называемый Праздник кукол народный праздник, связанный со множеством красочных, веселых обрядов.).
Точно так расправлялись власти с семьями и имуществом опальных князей. Но подобное наказание постигало только бунтовщиков, вот почему у многих зародилось сомнение - уж и впрямь, не замышлял ли отец мятеж?
Старший сын Сэйсити шестнадцати лет, третий сын Кисиро восьми лет, я четырех лет, младший сын Тэйсиро пяти месяцев и наша мать Киса Икэ... Второй сын Кинроку с матерью Кати Кобун... Старшая дочь Енэ восемнадцати лет с матерью Яна... Вторая дочь Кан семи лет и младшая дочь Сё трех лет с матерью Цума Минобэ. В заточение отправили восьмерых детей и их матерей.
Матушка несла Тэйсиро на руках, меня вела за руку кормилица. Мы сели в приготовленный для нас паланкин. В гавани Урато нас ожидали две лодки, присланные семейством Андо, владельцами Сукумо, где нам предстояло жить в заточении...
В этот роковой день, решивший нашу судьбу, я, совсем еще дитя, беззаботно, как ясное утро, радостно уселась в паланкин и, наверно, весело резвилась и щебетала среди онемевших от отчаяния взрослых. В несчастье, как гром поразившем все семью, я, ребенок, наверно, видела что-то интересное, необычное, вызывавшее во мне детский восторг...