Казалось бы, что тут такого и зачем из этого делать тайну? Но на это у Гоши были свои причины…
* * *
В этот морозный день Антон чистил лопатой снег на дорожках вокруг монастыря. Услышав шаги за спиной, он привычно посторонился, пропуская прохожего. Мимо прошла одетая во все черное прихожанка со строгим платком на голове. Антон хотел было возобновить свою работу, когда женщина вдруг развернулась к нему.
– Батюшка, мне нужно исповедаться, – смиренным тоном сказала она.
– Я всего лишь послушник, помогаю по хозяйству в монастыре, – ответил он. – Вам лучше обратиться к отцу Григорию.
Но женщина схватила его за руку:
– Здесь очень деликатное дело. Ты можешь хотя бы выслушать меня?
Антон посмотрел на ее руку, считая невежливым оттолкнуть ее. Рука была тонкой, нежной, с красивым розовым маникюром. А сама женщина, несмотря на строгий наряд и отсутствие косметики, поразила его своей красотой. Таких он видел на обложках журналов, о таких втайне мечтал, будучи подростком…
– Я не…
– Всего лишь выслушать и посоветовать, что мне делать, – вкрадчивым тоном настаивала красотка. – Ты же будущий священник, ты должен уметь слушать.
Вообще-то Антон намеревался стать не священником, а монахом, но, с другой стороны, было бы не по-христиански оттолкнуть того, кто просит о помощи. Он воткнул лопату в снег:
– Хорошо, чем я могу помочь?
Женщина взволнованно посмотрела ему в глаза:
– Я сплю со священником.
Антон отшатнулся. Меньше всего на свете ему хотелось разговаривать на эту опасную для него тему… Греховное вожделение, с которым он боролся во время своего пребывания в монастыре, вспыхнуло с новой силой.
– Если бы ты знал, как он скучен, – продолжала красавица. – В нем нет страсти, нет огня!
Антон снова отшатнулся, попытался высвободить руки, но тонкие пальцы женщины крепко впились в его ладони.
– А я сгораю от вожделения и задаюсь вопросом: почему? Почему он не может излечить меня от моей страсти? И почему, предаваясь греху, он не может отдаться ему полностью, со всем жаром?
Лоб Антона покрылся испариной, но он не мог оторвать взгляда от обольстительницы. А она, коварная, приблизила свое лицо почти вплотную, отчего он ощутил дразнящий аромат ее сладких духов.
– Отпустите меня…
– Ведь это естественный инстинкт, который овладевает нами безраздельно, – выдохнула она ему почти в самое ухо. – Ради него люди теряют голову, меняют свою суть.
Будущий монах прижался к стене, закрыл глаза. Постом и молитвой смирял он свою плоть все это время – но как теперь устоять перед искушением?
Обольстительница прижалась к нему вплотную, казалось, еще миг – и тело Антона перестанет ему повиноваться, отдавшись тому инстинкту, о котором она говорила. Его пальцы привычно скользнули к четкам на поясе, деревянному крестику…