К Рябинову я захожу лишь спустя полчаса.
— Что случилось? — усаживаюсь в удобное кресло напротив него.
— Ты мне расскажи. Ко мне прибежала Лидочка, вся в слезах, и сообщила, что она уже купила билеты куда-то там, а ты ей отпуск не даешь.
— А она не сообщила, что уже отгуляла неделю сверх своего отпуска? И почему она купила билеты, даже не уточнив, отпустят ее или нет?
— Маш, ты же ее знаешь… Ну дура, что с нее взять?
— То есть на должность моего зама ты поставил дуру, которая ничего не смыслит не только в страховании, но и в корпоративном этикете?
— Варнас, подвязывай, — Рябинов вмиг делается серьезным.
Здравый рассудок подсказывает, что нам не мешало бы сбавить обороты, но Ландышева уже переступила черту невозврата — никаких послаблений не будет. К тому же, сдав позиции сейчас, я навсегда потеряю уважение подчиненных.
— Виктор, позволь мне самой руководить сотрудниками. Ранее у тебя не возникало сомнений в том, что я вполне справляюсь с такой задачей. Так что изменилось сейчас?
Смотрю ему в глаза до тех пор, пока он не отводит взгляд.
— Хорошо, разбирайся сама. Я просто не хочу скандала, сейчас не до этого.
— В чем дело? — изгибаю бровь.
— Ну… — он трет переносицу. — Это к работе не относится, не бери в голову, — отвечает он, уставившись в монитор.
Как бы не так! Рябинов всегда охотно делится со мной своими личными проблемами, он даже рассказал об интрижке с женой Терехова! С чего бы ему сейчас молчать? Сомнение размахивает транспарантом с надписью «Опасность!», а здравый рассудок с подозрением хмурит брови. Но если Витя не хочет говорить, то я не буду настаивать: рано или поздно все выяснится. А пока нужно надеяться на лучшее и готовиться к худшему.
— Пожалуй, я пойду: через час у меня встреча. Обедаем сегодня?
— Нет, не смогу. В другой раз, Маш.
Сомнение включает сирену, а здравый рассудок в ужасе содрогается: если нарушен принцип «война — войной, а обед — по расписанию», то плохи наши, точнее, Витины дела.
Лидочка, словно восковая фигура, замерла перед окном, не обращая внимания на нескольких человек, столпившихся возле Олиного стола. Всем своим видом Ландышева будто дает понять, что она выше этой суеты. Однако она сразу же поворачивается в мою сторону, стоит мне поинтересоваться причиной столпотворения.
— Ты подпишешь мое заявление? — надменно спрашивает она.
Присутствующие сразу же замолкают и смотрят на меня. Ну что ж, сама напросилась! Хотя я и предпочла бы не выносить сор из избы, но раз ей так неймется…
— Нет. Придется тебе сдать билеты. Пойдешь в отпуск по графику, — отвечаю я, смотря ей в глаза.