Заскрипели шторы, и яркий дневной свет залил гостиную. Тетка вышла, закрыв рукой глаза, а ксендз зашептал что-то по-латыни. За окном вторили ему шелест ветвей и птичий гомон.
— Молись, дитятко, — сказал ксендз.
— Как там хорошо! — прошептала Анелька, указывая на сад. — Боже мой, боже, увижу ли я еще наш дом… и мамочку?
Потом она стала бить себя в грудь и посмотрела на ксендза, ожидая его вопросов.
— Ты исповедовалась на страстной, дитя мое?
— Да.
— Это хорошо. Надо исповедоваться хотя бы раз в год. А в костел ходила каждое воскресенье?
— Нет.
— Так, верно, молилась дома?
— Не всегда, — сказала Анелька, потупившись. — Иногда я в воскресенье бегала по саду и играла с Карусем.
— Играть в праздник можно, но надо и помолиться. А по утрам и перед сном ты каждый день читала молитвы?
Анелька задумалась.
— Один раз я вечером не молилась.
— Отчего же?
— Я долго сидела около мамы и заснула в кресле. — И она добавила с дрожью в голосе: — В тот вечер у нас дом сгорел. Может, это за мои грехи? — Она робко посмотрела на ксендза.
Ксендз был смущен.
— Не знаю, дитя мое, — сказал он. — Но думаю, что нет. А родителей ты слушалась? И охотно делала все, что они велели?
— Нет, — шепотом призналась Анелька. — Папа мне не позволил разговаривать с Гайдой, а я разговаривала…
— Это нехорошо. Родителей надо всегда слушаться, потому что они ничего не запрещают без причины. А о чем же ты разговаривала с этим человеком?
— Я его попросила, чтобы он не бил свою дочку… она такая маленькая.
— А, вот оно что!.. Это хорошо, дитятко, но родителей все-таки надо слушаться. А имя божие не поминала всуе?
— Поминала.
— Неужели? А зачем же?
— Я просила бога, чтобы он прислал отца домой. А потом — чтобы маму…
— Ага… — Ксендз достал из кармана фуляровый платок и высморкался.
— Больше ничего не припомнишь, дитя мое?
— Ничего.
— Теперь бей себя в грудь и говори: «Господи, помилуй». А в покаяние прочитай один раз молитву за спасение всех грешных душ.
Старый ксендз дрожащим голосом пробормотал над Анелькой латинские слова и почти выбежал из гостиной, чтобы ни с кем не встретиться.
В тот же день, когда молодой лекарь возвращался из деревни в усадьбу, мимо него стрелой промчалась карета, запряженная четверкой лошадей. Лекаря словно что-то толкнуло, и он прибавил шагу.
«Это, должно быть, отец больной девочки, — подумал он. — Только бы он сразу не ворвался к ней, а то испортит мне все дело».
И он рысью помчался к дому.
Карета все же значительно его опередила. Едва она остановилась у крыльца, пан Ян выскочил, сердечно поздоровался с хозяйкой дома, вышедшей к нему навстречу, и попросил, чтобы его сейчас же провели к дочке.