— Вот и наторговал… — вздохнул Слимак, показывая на пожарище.
— Да, тяжелое испытание послал вам отец наш небесный, потому я и говорю: моя вина! Но и вы тоже могли тогда у костела, когда покойница ваша (вечная ей память!) накупила себе фуляров, могли вы хоть полчетверти на радостях поставить, а то сразу возгордились и невесть чего наговорили мне, старику…
— Ох, правда, зря я лаялся.
— Ну, и с немцами вы тоже зря братались, — подхватил Гжиб. — Ендрек — тот даже пил с ними (помните, когда они место под дом выбирали?), а вы с ними заодно молились…
— Я только шапку снял. Ведь бог-то один — что у них, что у нас.
Гжиб замахал руками.
— Это так только говорится, что один, — ответил он. — А я думаю, что у них бог другой, раз с ним надо по-немецки лопотать… Ну, да что там! — вдруг повернул он разговор. — Что было, то прошло и не воротится. А благодетель вчера мне сказал, что вы много заслужили перед богом, потому что землю не отдали немцам. И правильно сказал. Вчера уже приходил ко мне Хаммер: хочет на святого Яна продать свою ферму.
— Может, и так!..
— Так оно и есть. Прохвосты-то эти, швабы, — погрозил старик кулаком, — всего год назад говорили, что всех нас отсюда помаленьку выкурят, гусей моих на лугу перестреляли, скотину раз захватили, а теперь — на-ка!.. Свернули себе шею, стервецы, одного мужика на десяти моргах не одолели, а ведь как нос задирали!.. За это одно, Слимак, стоите вы милости божьей и людской дружбы. Ну, что покойница?
— Лежит в конюшне.
— Пусть покоится с богом, покуда мы в святом месте ее не схороним. А не раз она против меня вас подзуживала; ну, да я ни на кого не обижаюсь… А тут, — заговорил Гжиб о другом, — я привез вам из деревни, от всех нас, малость харчей. Вот крупа, — показал он на один мешок, — а это горох, мука, шматок сала…
С дороги, на этот раз сверху, донесся топот копыт и скрип саней, которые тоже остановились возле хутора.
— Неужто благодетель?.. — спросил Гжиб, насторожившись.
— Нет, это мужик, — ответил Слимак. — Вон как грузно шагает, вроде старосты Гроховского.
Действительно, показался Гроховский. Увидев Гжиба, он крикнул:
— А!.. И вы тут? А я к вам ехал… Что у тебя, Юзек? — обернулся он к Слимаку.
— Баба моя померла — вот что.
— Говорил мне вчера Иойна, да я ему не поверил. Скажите-ка, а? Где же она?.. Ага, тут…
Взглянув на покойницу, староста снял шапку и стал на колени прямо в снег. Гжиб опустился рядом. Несколько минут слышались шепот молитв и тихие всхлипывания Слимака. Потом мужики поднялись, поохали, похвалили покойницу, помянув ее добродетели; наконец староста обратился к Гжибу.