На пороге пекарни мы притихли, потому что мы очень уважали Габи. По ее лицу было видно, что она мало спит. У нее были мешки под глазами и озабоченное лицо. По ночам она помогала мужу, которого мы всегда видели только за рулем их фургончика – он развозил хлеб. Габи с мужем-пекарем работали без передыха. У них ни минуты лишнего времени, тут не до болтовни.
– Что вам сегодня? – спросила Габи, когда увидела нас у прилавка.
– Конесайкач, который папа заказывал, – сказали мы.
– Как-как? – переспросила Габи.
– Конесайкач, – сказали мы. – Без изюма.
Один из братьев сказал, что папа не смог сам прийти за заказом, потому что мы ему связали шнурки. И засмеялся: «С первым апреля! С первым апреля!»
Мы опять принялись хохотать, ничего не могли с собой поделать. Даже Габи развеселилась, мы это заметили, потому что ее глаза на минутку посветлели.
– Да, правильно, – сказала она и прикусила губу, чтобы не рассмеяться. – Конесайкач, сейчас принесу.
Она вышла через дверь, за которой была еще одна дверь. Мы как раз разговаривали о ногах Габи – она всегда ступала так, будто нарочно выворачивала стопы, – когда из-за двух дверей, ближней и дальней, послышался громкий смех. Это веселились Габи с ее мужем-пекарем. Мы были очень довольны, что доставили им удовольствие. Вот как им понравилась наша шутка с папиными шнурками!
– С папой у нас здорово получилось, да! – сказали мы, когда Габи вернулась, все еще продолжая смеяться.
– Да, – сказала она. – Здорово!
И положила руку на свежий конесайкач, который был очень похож на обычную булку, только очень большую.
– Передайте папе, что он это здорово придумал, заказать конесайкач, – сказала Габи.
– Хорошо, передадим, – сказали мы. – Но он и сам знает. Говорит, конесайкач без изюма – это пища богов.
– Точно! – сказала Габи, завернула пищу богов в тонкую бумагу и положила на прилавок перед нами. – Пища богов!
– Да! Ура папе! – закричали мы наперебой. И попрощались с Габи, все по очереди.
На улице мы вдруг смолкли. Трудно сказать, почему, но мы все вдруг поняли, что надо идти как можно ближе к тому брату, который нес конесайкач. Мы принюхивались к запаху свежего хлеба, и у нас уже слюнки текли, так что приходилось вытирать уголки рта. Нас лишала покоя мысль о том, что не только папа, но и сама Габи назвала конесайкач без изюма пищей богов, а мы до сих пор не знаем, что это такое.
– Спорим, это просто-напросто булка, – сказал один мой брат.
– Но это же конесайкач, – сказал другой брат.
– Без изюма, – выдохнули мы все разом.
Как по команде мы встали кружком, склонив головы к находившемуся в центре конесайкачу.