– И куда же это мы собрались? – спросила она.
– На улицу. С быстротой молнии.
– На канал, не иначе? – спросила мама. – Так вот. Если вы с быстротой молнии не снимете пальто, не повесите шарфы на вешалку и не вернетесь на кухню, я закатаю вас в ковер и отдам шоферу грузовика. Потому что это просто кошмар, как вы умудряетесь устраивать на улице игры одна опаснее другой, – сказала мама.
Мы посмотрели на маму, не шутит ли она.
– Мы не собирались идти на канал, – сказали мы.
– Так я вам и поверила, – сказала мама. – Все, вперед.
Мама указывала на дверь кухни.
– Вот сюда, сюда и сюда, – сказала она и велела нам сесть на пол, и на кухонный стол, и на тумбочки, и на единственную табуретку и сидеть неподвижно. И нам пришлось молча смотреть, как она печет для нас блины, а спрашивать, почему она это делает в такое неожиданное время, не имело смысла, потому что ответа на этот вопрос не было.
Я сказал, что вижу, как с крыши больницы падает огонь, и тут же получил локтем по лбу.
– Ну как, больно? – спросил брат. – Больно?
– Нет, – сказал я, потирая лоб. – Нет.
И добавил, что незачем задавать один и тот же вопрос два раза, я не глухой. И не надо так сильно тыкать мне локтем в лицо, потому что я слышал, что некоторые люди ослепли, когда им двинули по лбу, а у некоторых даже мозг повредился.
– Короткое замыкание, – сказал я. – Они забыли все, что знали, и начали говорить странные вещи.
– Странные вещи, – сказал брат. – Короткое замыкание. Забывать тебе от короткого замыкания все равно почти нечего, а странные вещи ты и так говоришь.
Брат отвернулся от меня, наклонился вперед, повернул динамо-машинку, чтобы зажглась велосипедная фара, и вздохнул, прежде чем ехать дальше.
Я крепче вцепился обеими руками в бока его куртки, и, когда он рванул с места, меня откинуло назад. Плотно сжав губы, я стал смотреть в сторону и думать про огонь, который упал с крыши больницы, – ведь я видел его своими глазами.
– Прежде чем что-то сказать, поводи языком по нёбу, – бросил через плечо мой брат.
Он свернул за угол и покатил прямо к зданию больницы, которое до этого виднелось вдали и сбоку от нас.
– Поводи языком по нёбу, и поймешь, что если сначала подумать, то окажется, что и говорить незачем.
Я смотрел на его затылок. Брат сегодня злился с самого утра и явно не собирался к вечеру добреть. Когда утром он делал бутерброды нам на завтрак и подметал кухню, он вздыхал, в супермаркете он стонал, а когда играл со мной в «двадцать одно», страшно вращал глазами, хотя вообще-то он любил эту игру.
Он сказал, играть в «двадцать одно» вдвоем – все равно что что играть в пинг-понг с самим собой. Но разве я виноват, что дома больше никого не осталось?