– Это нечестно, – сказал я спине брата. – Я правда видел, как с крыши больницы падает огонь, а ты мне тычешь в лицо локтем.
Я сидел на багажнике у брата за спиной, так что, наверное, лучше было бы водить языком по нёбу, чем такое говорить. Он ругался сегодня на всех: на меня, потому что я принял разносчика из магазина за короля, на папу, потому что он до вечера ушел на работу, на маму, потому что она уже три дня лежала в больнице, и на остальных братьев, потому что доктора подозревали у них ту же инфекцию, но пока сомневались.
После моих слов брат опять выругался. Нажал на тормоз без предупреждения и остановился посреди велосипедной дорожки.
– А ну-ка прекрати! – заорал он. – Прекрати!
Обернулся ко мне и указал рукой на больницу в лучах вечернего солнца.
– И где же этот твой огонь? Ничего не горит. Крыша цела. Окна на месте. Пожарных сирен не слышно. Откуда взяться огню?
Он покачал головой и покрутил пальцем у виска.
– Может, и без толку тебе это говорить, – сказал он, – но я все-таки скажу. Человек заболевает желтухой от усталости. А я устал, да будет тебе известно. Скоро у меня тоже начнется желтуха, и ты единственный останешься здоровым.
– А-а-а… – только и сказал я, но обдумать его слова не успел, потому что мы услышали, что нас зовут откуда-то сверху, и подняли головы.
У окна на седьмом этаже стояла мама. На вид у нее было уже меньше желтухи, чем вчера, и она махала нам двумя руками сразу.
Мы с братом помахали ей в ответ. Но миг спустя наши руки так и замерли в воздухе.
Двумя этажами выше мамы у окна стояли наши братья. По ним было сразу видно, что пока неясно, есть у них желтуха или нет. Но они не очень-то переживали. Они махали нам, показывали рулоны туалетной бумаги и спичечный коробок, который где-то нашли.
Я поводил языком по нёбу. Еще и еще. А потом сказал очень умную вещь. Я сказал брату, что оставшееся расстояние до больницы я пройду пешком, тогда он меньше устанет.
Она приезжала на малюсеньком фургончике, который был ей точно по размеру. Рядом с ней хватило бы места для ее мужа, если только муж был не слишком большой. А детей посадить было некуда. Сзади лежала ее сумка.
Она приезжала еще до семи утра, и едва вешала пальто на вешалку, как до нас долетали производимые ею шумы, всегда одни и те же и в одном и том же порядке, как будто она действовала по списку. Кофемолка, бойлер, водопроводный кран, чайник на огне, ведро из стенного шкафа. Строго по очереди.
Она никогда ничего не говорила. Да это и не требовалось, потому что все говорило само за себя. Когда мы спускались в столовую, стол уже был накрыт, на нем стояли правильные тарелки, у папиной тарелки лежала его любимая тяжелая ложка, у тарелки моего брата стояла кружка с медведем, которую он когда-то выиграл и никому не давал.