РУДОЛЬФ: Там вы тоже купили и испортили автомобиль, сломав попутно руку вашей безмозглой попутчице?
ФРАНЦ: Нет…
РУДОЛЬФ: Вы опять снимали особняк для вакханалий?
ФРАНЦ: Если вы о недавних событиях, то это было в Венеции, вилла 16-го века и бывали там, в основном, одаренные музыканты.
РУДОЛЬФ: Вот, значит, как вы их называете.
ФРАНЦ: Вы столь упорно настаиваете на оргиях, что я уже пугаюсь за невинность моей биографии. В Норвегии я всего лишь подумывал купить самолет.
РУДОЛЬФ: М-м… чтобы разбиться наверняка? Трех автокатастроф вам не хватило?
ФРАНЦ: Ах, это все мое безволие. Я все бросаю на полпути, даже разбиться нормально не могу. Что за человек!
РУДОЛЬФ: Мое терпение к вашему зубоскальству из уважения к Амалии не безгранично.
ФРАНЦ: Да! Да! Давайте, мы опять…
Вязкое молчание
недоговоренной
из материальных побуждений
и практичных соображений
гадости,
обжигающей пищевод,
по которому она медленно,
тягостно медленно скатывается
обратно.
Усталость пожилого ругаться.
РУДОЛЬФ: Господин Флес из уважения предлагал выпустить книгу с какими-то вашими записками…
ФРАНЦ: Из уважения? Какими-то записками? Это путевые заметки о времени, проведенном мной в странах Ближнего Востока и Средиземноморья, и он с удовольствием провел над ними три ночи…
РУДОЛЬФ: Франц Вольфганг, это политес.
ФРАНЦ: Ну конечно! Ах я идиот! И как я не догадался! Вы сами вашим отношением показали, как это жалко, вот поэтому я их и не дописываю. Это жалко быть журналистом, и если у человека есть слог и вкус, это последнее, чем он будет заниматься. И заметки я писал вовсе не для публикаций, это вообще письма, которыми я развлекал Штази, пока был далеко, а она с чего-то решила, что я сплю и вижу собственную книгу.
РУДОЛЬФ: Видите, даже Анастази думает о вашем будущем больше, чем вы. Почему вам не стать хотя бы писателем?
ФРАНЦ: Хотя бы? Следующее, что вы мне предложите, будет что – ассенизатор? Что может быть более жалко, чем писать для тупой толпы вещи, которые она никогда не прочтет?
РУДОЛЬФ: Это невозможно, у вас на все какие-то отговорки.
ФРАНЦ: Нет! У меня на все есть причины. Вот открытие – какие-то мысли все же бывают в моей голове, хотя нет… это они из уважения к вам.
РУДОЛЬФ: Вас послушать, вы бы хотели, как в средневековье, только любви и войны.
ФРАНЦ: Да!
РУДОЛЬФ: Но когда я предлагал вам офицерский…
ФРАНЦ: Где?! В этом жалком сборище, которое принимает себя за австрийскую армию? Конечно! Конечно, отказался! И за что, чему служить – шаткому режимчику, который никак не определится – правый он, левый или вообще никакой? Да иметь звание в таких структурах – это плевать себе в глаза. Они же развалили даже остатки той империи, которой когда-то была Австро-Венгрия, они их развалили и отымели. Да дерьморубашечники на улицах и то лучше! У Гитлера есть хоть какая-то вера во что-то.