– Я будто не чувствую, – сказал он серьезно и развернулся так, что я оказалась в кольце его рук. – Не оправдывайся, хозяйка. Я знаю. Если я возьмусь вспоминать всех, с кем жизнь развела-разлучила, да с нынешним житьем-бытьем сравнивать, вовсе ума лишусь, а его мне и так не очень много досталось!
– Не смеши, – улыбнулась я. – Твоего ума если не на дюжину, так уж на десяток человек поплоше хватит. Да и умеешь ты такое…
– Уметь умею, да не я один, а будет ли с того прок, поди пойми еще. – Рыжий обнял меня крепче, а мне вдруг померещилось, что щека его повлажнела. – Но что бы там ни делалось, ни творилось, я тебя не оставлю. Живым ли, мертвым, я буду с тобой.
– Знаешь, я как-то не жажду оказаться в постели с мертвецом, так что уж постарайся выжить, – ответила я, но невольно поежилась.
– Да уж, сказал так сказал! – ухмыльнулся он. – Ладно, если помру, в кровать не полезу, у порожка полежу-посторожу! А что до прочего – уже сказал, всегда помогу, даже если подохну. Я должен.
– Кому должен? Ты не впервые это говоришь и всякий раз уходишь от ответа!
– Себе, – обронил Рыжий, – так будет вернее всего. Себе должен, а объяснить не проси. Я не умею. Правда.
И я почему-то поверила ему. Ну, будто не верила все это время! И ни разу он не подвел меня, этот странный человек, так похожий и в то же время не похожий на моего князя. Тот был не таким порывистым, но… если присмотреться, у обоих под твердой скорлупой горело пламя, как у этих огненных гор, которые поминал недавно Рыжий, и если это пламя прорывалось наружу…
– Старый козел!
Помню, я впервые увидела Саннежи в ярости, и это зрелище меня напугало. Мне было… десять или около того, и вдруг мой веселый и добрый приятель по играм преобразился, сделавшись из ласкового домашнего кота диким камышовым, который и собаку способен задрать!
– Ты что? – спросила я шепотом.
– Ничего. Это из дома. – Саннежи убрал письмо, но я видела, куда именно он его спрятал, стянуть ничего не стоило, если бы мне захотелось. – Я тебя напугал?
– Ты? Меня?! – Я вздернула нос, покосилась на него, но Саннежи не поддержал игру. Оставалось только одно средство. – А ну говори, в чем дело!
– Перестань, – попросил он.
– Не перестану, пока не скажешь, в чем дело! – топнула я ногой. – О чем ты сказал «не позволю»? Отвечай!
– Я вот возьму тебя, пойду и макну в пруд к лягушкам, чтоб помолчала, – мрачно ответил мне Саннежи.
– Я не боюсь воды, а уж лягушек тем более! За морем их вообще едят, папа говорил, у них лапки вкусные, надо попробовать как-нибудь, – ответила я. – Что случилось, говори!