- Ну как, конопушечка, - говорит ей Сашка, - как жить дальше будем? 
- Проживем, - говорит Мария. 
- Вкусная штука получилась, - говорит Коля и смотрит на хозяйку. 
- А что это вы друг на друга и не похожи вроде? - спрашивает Сашка. Живете вместе, сестры как будто, а не похожи... 
- А мы и не сестры, - говорит Мария, - мы чужие. Просто живем вместе. 
- А похлебочка-то ничего получилась, - говорит Коля. И смотрит на хозяйку. А она ничего не говорит. И вдруг входит Шонгин. 
- Ну вот, принесло, - громко говорит хозяйка. 
А Шонгин садится на табурет. 
- Много народу побило, - говорит он, - и раненые есть. Увезли. - И достает кисет. 
- Покурим? - спрашивает Сашка. 
- А чего курить? - говорит Шонгин. - Тут и на одну не наберется. - И показывает кисет. 
- А ты где спал, Шонгин? - спрашивает Коля. 
- А я и не спал, - говорит Шонгин, - раненых больно много было. Пока всех подобрали - и утро. 
- Сейчас бы покурить, - говорит Сашка. 
- Покури, покури, - говорит Шонгин и затягивается. Он пускает большие клубы дыма. И говорит: - Вот зашел поглядеть, как вы тут. 
А хозяйка наливает в чашки молоко. И Коля говорит: 
- Слышь, Шонгин, концентрату тебе не хватило. Может, молока попьешь? 
- Козье молоко, - говорит Мария. 
- А я уже ел, - говорит Шонгин, - ел. Гургенидзе ранило. Я супу сварил ему и себе. 
Бедный маленький грузин. Совсем мальчик. С вечной каплей на носу. "Попадалься - не попадалься..." 
- Сильно его, Шонгин? 
- Приблизительно ничего себе, - говорит Шонгин, - на машине лежит, на последней. Сейчас повезут. 
Я бегу по свежему снегу. К машине. Возле нее ходят солдаты. Гургенидзе лежит на соломе, в кузове. В обгорелой шинели. Он поднимает забинтованную голову. На кончике носа повисает капелька. 
- Попадалься, - грустно улыбается он. 
А мы с ним не дружили. Так, знали друг друга. А у него покрасневшие веки часто-часто вздрагивают. 
- Куда тебя? 
- Голова попадалься, живот попадалься, нога тоже попадалься... Шонгин мэня носил на своем спина... 
- Ничего, Гургенидзе, теперь отдохнешь. Все хорошо будет. 
Мотор тарахтит. Гургенидзе откидывается на солому. Руки у него на груди сложены. 
- Какой у нас часть? - спрашивает он.- Какой номер? 
- Отдельная минометная батарея, друг. 
- Нэт, полк какой? 
- Кажется, 229-й... 
- А дивизия какой? 
- А зачем тебе? 
- Госпиталь спрашивают... 
Мотор гудит ровно. Кузов подрагивает. 
- Какой дивизия? 
- А черт ее знает! - кричу я. 
Машина идет по свежему снегу. Рука Гургенидзе торчит из кузова. Это он прощается с нами. Уехал, уехал... А ложку забыл я у него выпросить! 
Комбат говорит мне: