Из Наденьки она превратилась в Фемиду и слова уже не роняла, а припечатывала, как контрольный штамп прокурорского надзора.
Правда, тремя ступенями ниже чуть отступила назад и добавила:
– Скажи, чтобы впустили ко мне. И пусть секретарь приготовит кофе.
Сергей поднялся на четвертый этаж, вошел в приемную, но не стал проситься в кабинет и сел в кресло для посетителей. Передавать распоряжение по поводу кофе тоже сначала не захотелось: незнакомый ему хозяин приемной, должно быть из бывших районных следователей, выгнул седую бровь и устроил допрос:
– Надежды Николаевны нет. Вы по какому вопросу?
– По вопросу костей, – съязвил Бурцев, демонстративно снимая форменный китель с зелеными петлицами. – Ну и жара у вас…
Это секретарю не понравилось, он, вероятно, многим подражал за свою жизнь. Теперь на старости лет – новой начальнице.
– Каких костей? – спросил со строгой брезгливостью.
– Должно быть, человеческих. Каких же еще?
– Вам назначено время? Ваша фамилия?
– Знаете что, приготовьте-ка лучше кофе, – посоветовал Сергей. – Я люблю черный без сахара, а Наденька – с пенкой и лимоном…
Бровь секретаря выпрямилась и дрогнула, как стрелка компаса. Он молча открыл стенной шкаф и зазвенел там посудой В руке мелькнуло золотое пятнышко лимона…
Наденька вернулась через десять минут, когда кофе уже был на подносе.
– Почему ты здесь? – спросила на ходу. – Я же сказала – ко мне.
Секретарь стоял как вышколенный официант из «Пекина».
В девяностом году какой-то обкурившийся подонок в Средней Азии разрядил автоматный магазин по прокурорской машине. Наденьке тогда досталось две пули: одна в правую лопатку, вторая – касательно по позвоночнику. От первой все зажило, но от второй остался след, хотя она никогда не показывала виду, что ей больно, когда садится на жесткий стул.
Она не захотела опускать себя в начальническое мягкое кресло, а села за приставной стол напротив Сергея. И сейчас ей было больно, хотя движения ее оставались царственными.
Выждала, когда секретарь закроет за собой дверь.
– Прессу читаешь иногда, Сергей Александрович? – спросила Фемида, играя ложечкой с кружком лимона в своей чашке. – Слышишь, какой кавардак творится с царскими костями?
– Так, краем глаза читаю, краем уха слышу, – проговорил он, откровенно любуясь ею. – А телевизор вообще не смотрю.
– А зря!.. И что можешь сказать по этому поводу?
– У меня субъективное мнение.
– Какое же?
– Если бы раньше допустили к этому делу, в течение месяца доказал бы, что косточки из-под Екатеринбурга вовсе и не царские. И потому никто меня к этому делу не допустил на пушечный выстрел.