Удар! Ещё удар!.. (Раевский) - страница 27
— Ну, как?
— Что — как? — переспросил тот, но тотчас поспешно добавил: — Отличная комбинация! Особенно третий ход, пешечка тихонечко эф пять — эф шесть, и можно сдаваться. Изящно!
— В самом деле изящно? — радостно переспросил Александр Александрович.
— Конечно. Ну, прости. Мой ход. — Иван Феоктистович, высокий, грузный, стремительно зашагал к своему столику.
«Так, — усмехнулся Александр Александрович. — Не поздравил! — Он покачал головой, задумался. — А может, я попусту придираюсь? Сказано же: изящная комбинация. Чего еще?!»
В комнате участников он увидел Игната Михайловича. Лицо у того было озабоченное; левой рукой он покручивал свой длинный ус, как всегда, когда напряженно размышлял. Правой рукой Игнат Михайлович крепко потирал бритую голову, на ней даже выступило красное пятно.
— Разгром, настоящий разгром учинил. Здорово, брат, здорово, — скороговоркой произнес он. — Мы выдвинем партию на приз за красоту!
«Хвалит, а голос кислый, — покачал головой Александр Александрович. — Или мне мерещится? Подозрительный я что-то стал. Нервочки…»
Александр Александрович ушел в гостиницу.
Ему снова вспомнился Толька. На минуту представил себе, что делает сейчас сынишка. Взглянул на часы — девять вечера. Значит, по-московскому — одиннадцать.
Толька, наверно, сидит с приятелями в своей комнате и играет «блиц» — пять минут на партию. Играют и ждут, когда передадут «последние известия». А в углу маленький тихий Изя Раскин, прильнув к приемнику, плавно крутит черные эбонитовые ручки, ловит Амстердам, передачи для заграницы на английском языке.
Александр Александрович хочет представить себе, как воспримут мальчишки известие о его выигрыше, — и не может. Сынишка, наверно, побледнеет (он всегда бледнеет, когда волнуется) и насупится. Изя скажет что-нибудь умное и короткое, как афоризм:
— Честолюбие — один из самых живучих пороков…
Или:
— В игре обнажается человек…
А Славка, тот выскажет проще:
— Э-эх, — вздохнет он (Славка всегда вздыхает, когда говорит какую-нибудь пакость). — Ну, конечно. Своя рубашка ближе к телу. Погнался за единицей и все на свете забыл. Э-эх! Родимые пятна…
На душе у Александра Александровича тоскливо. Выигрыш не радует его. Подумать только — как все в мире относительно! Выигрыш у самого В.! В другое время это окрылило бы Александра Александровича. А сейчас…
И только одна мысль веселит его:
«Забавно, что теперь напишут в „Нивс-блатт“?»
Александр Александрович усмехается. Голландские газеты с самого начала турнира много писали о советских шахматистах, и, в общем, благожелательно. Даже фотографии помещали. И только одна католическая газетка — «Нивс-блатт» — отличалась злобным тоном и язвительными остротами.