Удар! Ещё удар!.. - Борис Маркович Раевский

Удар! Ещё удар!..

В эту книгу вошли рассказы ленинградского писателя Бориса Марковича Раевского, напечатанные ранее в сборниках «Счет открыт», «Чемпион уступает бровку», «Сколько стоит рекорд» и других. А вот с рассказами «Последний, стопятидесятый…», «Андрей Григорьевич», «Два восемнадцать, или К вопросу о психологии» читатель познакомится впервые.О мужестве и стойкости, честности и благородстве советских спортсменов, о том, как они настойчиво идут к намеченной цели, говорится в этой книге.Рисунки В. Бескаравайного.

Читать Удар! Ещё удар!.. (Раевский) полностью

ПОСЛЕДНИЙ СТОПЯТИДЕСЯТЫЙ


Виктор Иннокентьевич подошел к доске и написал условие задачи. Когда он, привычным движением отряхнув меловые крошки с пальцев, вернулся к столу, на видном месте — поверх классного журнала — лежал листок бумаги.

«Даешь нокаут!» — требовали крупные печатные буквы. И после них выстроился целый частокол восклицательных знаков.

Виктор Иннокентьевич неторопливо прикрыл листок учебником физики. И начал пояснять задачу. Да, именно так. Будто и не было никаких «даешь нокаут».

Но семиклассники — народ упрямый.

— А верно, что ваш удар правой весит триста пятьдесят килограммов? — спросил Коля Уточкин, щуплый, вихрастый парнишка с последней парты.

— Верно лишь то, что ты все еще не переписал условие задачи, — сказал Виктор Иннокентьевич. — И завтра этой самой правой я тебе поставлю двойку.

Класс коротко хохотнул.

— А у меня — пари с Уточкиным! — крикнул его сосед по парте, Женя Богомазов. — Я поставил бутылку кефира, что вы победите еще во втором раунде!

— Разговорчики! — перебил Виктор Иннокентьевич. — Богомазов, к доске.

— Вот тебе и кефир! — тихонько прыснул кто-то.

Но тут прозвенел звонок.

— Гонг! — всплеснув руками, радостно воскликнул Богомазов. — «О, как приятен твой медный звон!»

Это была строчка из стихов школьного поэта.

— Да, спас тебя медный звон! — усмехнулся Виктор Иннокентьевич.

…Придя домой, он пообедал и взялся за газеты.

О предстоящем бое старался не думать. Это было его правило. В день боя — забыть о бое. Не так-то просто. Но необходимо.

Он удобно устроился в кресле с целым ворохом газет. Много накопилось их, непрочитанных, за последние суетливые три дня.

Виктор Иннокентьевич, или, как зовут его на ринге, Виктор Ладыгин (у боксеров, как и у поэтов, нет отчества) — невысокий, плотный, на голове — короткий «ежик». Боксеры сейчас почти все с челками. А у Ладыгина — по-прежнему «ежик». Глаза серые, чуть прищуренные, внимательные. Говорит Ладыгин спокойно, громко и уверенно. Но вовсе не от излишней важности или самодовольства. Нет, просто — профессиональная черта большинства учителей (как, например, и врачей), привыкших часто объяснять, внушать, доказывать. Тем более, что Ладыгин, как он сам шутил, был «учителем в квадрате»: преподавал физику в школе и бокс в «Искре».

…Вечером, сидя в раздевалке, в трусах и майке, Виктор Ладыгин привычными движениями левой руки забинтовывал кисть и пальцы правой. Неширокий эластичный бинт плотно стягивал суставы, чтобы в бою предохранить их от вывихов и повреждений.

В раздевалке — большой комнате с длинными скамьями и узкими, высокими белыми шкафчиками — расположилось десятка два боксеров и секундантов. На скамейках лежали маленькие фибровые и кожаные чемоданчики, разноцветные махровые халаты, трусы, майки, носки, бинты, туфли-«боксерки», полотенца, круглые плоские пластмассовые коробочки с завинчивающейся крышкой, в которых боксеры носят капу — пластинку, защищающую зубы во время боя.