Все трое уместились на одну кованую скамью, Анна – посередине. К ветвям ближайшего дерева была подвешена веревочная лестница. Маугли немедленно взобрался на нее. Но высоко не полез, может, сам не захотел удаляться от своей «няни». Так и раскачивался на полпути, сидя на ступеньке-перекладине и ухватившись за другую. Купленную Анной игрушку он сменил на другую, подаренную Заком, – простую вырезанную из дерева лошадку.
Дреер, глядя на это, вспомнил, как читал о том, что Каспар Хаузер тоже играл с лошадками.
Словесник наконец смог рассказать все, что знал о Книжном Дозоре. А в конце рассказа поведал о главном соглашении.
– А нам тоже придется проходить этот… хм… Обмен? – спросил, подумав, Александр.
– Вам никто не предлагал. Но ты Инквизитор. Так что не знаю.
– С другой стороны, остаться здесь, превратиться в кого-то подобного…
– …Не худший вариант деградации. Может, даже лучший, чем прожить пятьсот лет и превратиться в кого-то вроде Кармадона или Мориса.
– Это ты прав, – невесело ответил Александр и пнул сухой лист, упавший к ногам.
Тот отъехал к кучке товарищей, напоминая своим видом: за стенами этой Библиотеки вас продолжает искать Рыцарь-Осень.
– Что за магия тут у них? – Александр протянул руку и взял ближайшую книгу с полки шкафа, поставленного у скамейки.
В книге оказались чистые листы, зато на каждой странице в уголке был иероглиф.
Дмитрий интуитивно догадался, что, если приложить к нему палец и пожелать, на страницах появится текст именно той книги, которую загадаешь. Если, конечно, она есть в этой гигантской Библиотеке.
– Они не пользуются магией эмоций, как все мы.
– Какой же тогда?
– Вот смотри, знак. Мы тоже применяем разные магические знаки, пальцы складываем, взять хотя бы тот же кукиш. Извини, Аня… – Словесник посмотрел на Голубеву. Девушка чуть улыбнулась – первый раз на этой скамейке.
А ведь эта скамейка была чем-то похожа на ту, где они сидели девять лет назад, в Царском Селе, и Дреер уговаривал ее сдаться вместе с друзьями…
– Символ, – вернулся к разговору Дмитрий, – соединяет эмоции и значение. В конце концов, у человека два полушария. Иные в основном используют правое, будь они хоть трижды технарями или программистами. Там эмоции, воображение, другие реальности. Вот почему так мало Иных-ученых, а те, что есть, – не Эйнштейны. Знал я, конечно, одного взъерошенного гения, но и тот не столько мозгами думал, сколько воплощал свои правополушарные фантазии в жизнь. Почти что джинн, только у него не само все появлялось, он многое руками доводил.
Дмитрий, говоря это, представлял носатого Джакомо Лепорелло.