Хаберман не соврал: мы бились почти на равных. Я с большим удовольствием сбил хуком его ухмылку, но тут он мне дал под ребра. Я скрючился, получил в левый глаз, увидел звезды в буквальном смысле, дал задний ход и снова ринулся в бой. Теперь Хаберман отступал, а я наседал, но при этом соблюдал осторожность. Попал ему в диафрагму – он крякнул, но не согнулся. Потом навесил в челюсть слева и справа; будь это прямые удары, тут бы все и закончилось, поскольку я вкладывал в них свой вес. Увы. Я целил высоко и пропустил апперкот, в который Хаберман вложил всю свою силу.
Открыв глаза, я обнаружил, что лежу на полу, а Хаберман склонился надо мной. Перчатки, и свои и мои, он снял.
– Ты в порядке? – с искренним беспокойством спросил он.
Я сел и потрогал челюсть. Она болела, но не была сломана. Из разбитой губы Хабермана сочилась кровь. Я помотал головой, и она вроде бы встала на место.
– Да, в порядке. Дай мне минуту, и начнем новый раунд.
– Спятил? – воскликнул он и выпрямился. – Ты вырубился как раз на минуту и сегодня уже ни на что не годен. Приходи завтра, если захочешь еще. Как насчет виски?
Когда Хаберман отколошматил меня, злобы в нем поубавилось – и во мне, как ни странно, тоже. Я потерпел поражение, но драка пошла мне на пользу, и мысль о виски представлялась отличной. Я так ему и сказал.
Хаберман шагнул к бару:
– Идешь или тебе принести?
– Иду. – Я поднялся на ноги, изображавшие резиновые шланги.
Хаберман уже приготовил два стаканчика виски и воду, чтобы запить. Я хлопнул, ощутил тепло внутри и сразу почувствовал себя лучше физически и морально.
– Да у тебя, дружище, фонарь намечается, – хихикнул он.
– Ты на свою губу посмотри: раздувается на глазах. Помажь ее кровоостанавливающим карандашом, если есть, а заодно и умойся.
– Ага, спасибо. – Хаберман открыл аптечку над раковиной в углу и сказал, чтобы я налил себе еще, если хочется, но я воздержался и надел пиджак, брошенный на перекладину штанги.
– Может, мне пробить дверь наружу, чтобы не ходить через кухню?
– Пробивай, только сначала я передам через тебя кое-что для Салли.
– Господи! Ты не знаешь, что она умерла?
Хаберман медленно повернулся ко мне, и я прочитал ответ на его лице.
– Кажется, мы не с того начали, – произнес я. – Не известно уж, за кого ты меня принял, но виноват я один. Я думал, ты знаешь.
– Нет. Я не видел ее три недели, и… ну да, мы расстались – потому ее семья, видимо, и не сочла нужным уведомить меня. Газетного извещения я тоже не видел. Жаль.
Он не преувеличивал своего горя, но и не притворялся.
– Салли умерла ночью в прошлый четверг. Есть подозрение, что ее смерть не была естественной, и я расследую это.