– Ничего, Джордж не стукнет, – заверил Конь.
Мы хлопнули еще по одной, как добрые приятели, и двое крепышей удалились.
– Выбей чек, Эд, – велел дядя. – Шесть скотчей по пятьдесят, скажем, центов за штуку, да пять порций соды – итого три пятьдесят. – Он положил на стойку пятерку.
– Правильно, – кивнул я. – Не будем в долгу у Джорджа.
Я положил деньги в кассу, выбил чек и вручил дяде полтора доллара сдачи.
Мы вернулись за свой столик и просидели пять минут, дав Кауфману время сообразить, что все благополучно закончилось.
Очередной посетитель попросил пива. Хозяин налил ему и подошел к нам, еще бледноватый малость.
– Богом клянусь, я ничего больше не знаю про этого Хантера. Сказал на дознании все как есть.
Мы молчали. Кауфман вернулся к стойке, налил себе немного виски и выпил, впервые на моей памяти.
Мы посидели до половины девятого и ушли. Кауфман больше не пил, но разбил еще два стакана.
Когда мы зашли в кафе поесть, дядя сказал:
– Молодец, Эд. Не думал, если честно, что ты на такое способен.
– Если честно, я тоже не думал. Мы сегодня еще вернемся туда?
– Нет. Он уже почти готов, но мы подождем до завтра и попробуем по-другому, глядишь, и расколем его.
– Ты уверен, что ему есть что скрывать?
– Он боится, Эд. И на дознании тоже боялся. Кауфман что-то знает, и в любом случае это наш единственный след. Иди-ка ты домой и выспись как следует.
– А ты?
– В одиннадцать часов у меня встреча с Бассетом.
– Я с тобой. Сна у меня ни в одном глазу.
– Оно и понятно. Сегодня ты здорово рисковал. Руки не дрожат?
– Руки нет, но внутри все трепыхается, как желе. И тогда я тоже жуть как боялся. Прислонялся к стойке, чтобы не упасть.
– Да, заснуть ты, пожалуй, сейчас не сумеешь, но до одиннадцати еще пара часов. Чем хочешь заняться?
– Заскочу в «Элвуд пресс», возьму наши с папой платежные чеки за половину недели. Даже больше: три дня – это две трети рабочей недели.
– Кто ж тебе их отдаст вечером?
– Они лежат в столе мастера, и у мастера ночной смены есть ключ. Заодно и папин шкафчик очищу.
– А с работой его смерть никак не может быть связана?
– Вряд ли. Обыкновенная типография, фальшивые деньги там не печатают.
– Все равно гляди в оба. Врагов у него там не было?
– Нет, отца все любили. Особо он ни с кем не дружил, но ладил со всеми. Ближе всего был Банни Уилсон, но потом его в ночную смену перевели. С Джейком, дневным мастером, они тоже были приятели.
– Ясно. С Бассетом я встречаюсь на Гранд-авеню, там же, где мы раньше сидели. Приходи туда к одиннадцати.
– Обязательно.
Типография находилась на Стейт-стрит, ближе к Оук-стрит. Я чувствовал себя странно, идя туда не на работу, в темное время суток. Поднялся по тускло освещенной лестнице на третий этаж, заглянул в наборный цех, где у западной стены стояло шесть линотипов. На том, что ближе к двери, работал Банни, на других – еще трое. Папино место пустовало – не потому, что он умер, просто в ночную работает меньше наборщиков. Я постоял немного на пороге, никем не замеченный, и прошел к столу ночного мастера Рея Метзнера.