| While on Little Yamskaya, which is frequented by soldiers, petty thieves, artisans, and drab folk In general, and where fifty kopecks or less are taken for time, things are altogether filthy and poor-the floor in the parlor is crooked, warped, and full of splinters, the windows are hung with pieces of red fustian; the bedrooms, just like stalls, are separated by thin partitions, which do not reach to the ceiling, and on the beds, on top of the shaken down hay-mattresses, are scattered torn, spotted bed-sheets and flannel blankets, dark from time, crumpled any old way, full of holes; the air is sour and full of fumes, with a mixture of alcohol vapours and the smell of human emanations; the women, dressed in rags of coloured printed calico or in sailor costumes, are for the greater part hoarse or snuffling, with noses half fallen through, with faces preserving traces of yesterday's blows and scratches and naively bepainted with the aid of a red cigarette box moistened with spit. | А на Малой Ямской, которую посещают солдаты, мелкие воришки, ремесленники и вообще народ серый и где берут за время пятьдесят копеек и меньше, совсем уж грязно и скудно: пол в зале кривой, облупленный и занозистый, окна завешены красными кумачовыми кусками; спальни, точно стойла, разделены тонкими перегородками, не достающими до потолка, а на кроватях, сверх сбитых сенников, валяются скомканные кое-как, рваные, темные от времени, пятнистые простыни и дырявые байковые одеяла; воздух кислый и чадный, с примесью алкогольных паров и запаха человеческих извержений; женщины, одетые в цветное ситцевое тряпье или в матросские костюмы, по большей части хриплы или гнусавы, с полупровалившимися носами, с лицами, хранящими следы вчерашних побоев и царапин и наивно раскрашенными при помощи послюненной красной коробочки от папирос. |