| Both of them, the Jew and the Jewess, were by birth from Homel, and must have been created by God himself for a tender, passionate, mutual love; but many circumstances- as, for example, the pogrom which took place in their town, impoverishment, a complete confusion, fright- had for a time parted them. | Оба они, еврей и еврейка, были родом из Гомеля и, должно быть, были созданы самим богом для нежной, страстной, взаимной любви, но многие обстоятельства, как, например, погром, происшедший в их городе, обеднение, полная растерянность, испуг, на время разлучили их. |
| However, love was so great that the junior drug clerk Neiman, with great difficulty, efforts, and humiliations, contrived to find for himself the place of a junior in one of the local pharmacies, and had searched out the girl he loved. | Однако любовь была настолько велика, что аптекарский ученик Нейман с большим трудом, усилиями я унижениями сумел найти себе место ученика в одной из местных аптек и разыскал любимую девушку. |
| He was a real, orthodox Hebrew, almost fanatical. | Он был настоящим правоверным, почти фанатическим евреем. |
| He knew that Sonka had been sold by her very mother to one of the buyers-up of live merchandise, knew many humiliating, hideous particulars of how she had been resold from hand to hand, and his pious, fastidious, truly Hebraic soul writhed and shuddered at these thoughts, but nevertheless love was above all. | Он знал, что Сонька была продана одному из скупщиков живого товара ее же матерью, знал много унизительных, безобразных подробностей о том, как ее перепродавали из рук в руки, и его набожная, брезгливая, истинно еврейская душа корчилась и содрогалась при этих мыслях, но тем не менее любовь была выше всего. |
| And every evening he would appear in the drawing room of Anna Markovna. | И каждый вечер он появлялся в зале Анны Марковны. |
| If he was successful, at an enormous deprivation, in cutting out of his beggarly income some chance rouble, he would take Sonka into her room, but this was not at all a joy either for him or for her: after a momentary happiness- the physical possession of each other- they cried, reproached each other, quarreled with characteristic Hebraic, theatrical gestures, and always after these visits Sonka the Rudder would return into the drawing room with swollen, reddened eyelids. | Если ему удавалось с громадным лишением вырезать из своего нищенского дохода какой-нибудь случайный рубль, он брал Соньку в ее комнату, но это вовсе не бывало радостью ни для него, ни для нее: после мгновенного счастья -физического обладания друг другом - они плакали, укоряли друг друга, ссорились с характерными еврейскими театральными жестами, и всегда после этих визитов Сонька Руль возвращалась в залу с набрякшими, покрасневшими веками глаз. |