— Нравится? — спрашивает Винсент через несколько минут сильнейшей боли. — Ты теперь выглядишь гораздо взрослее. Уже не милое дитя!
Я открываю глаза. Ну, на Брук я теперь точно не похожа. Брови стали вполовину уже, вокруг красные пятна. Нравится ли мне? Поди разберись. Ощущения такие, будто засунула голову в пчелиный улей.
Тереза выходит из ванной с пакетиком, застегивающимся на молнию, и кладет его к себе в сумку.
Я сочувственно улыбаюсь: у нее «эти дела». У меня тоже.
Айяна хмурится:
— Ты что, совсем? Нашла время!
— Или сейчас, или никогда! — Тереза несколько раз переворачивается вокруг своей оси, замирает и резко указывает пальцем на мои брови: — О-о-о, гораздо лучше!
Я удивлена, но улыбаюсь, на сей раз с благодарностью. Тереза уже в первом комплекте для съемок: кремовый кожаный жакет с пышными узорчатыми рукавами и кремово-золотистая мини-юбка. Платиновый «боб» высоко зачесан и ореолом венчает ее лицо-сердечко. И все-таки самая привлекательная черта Терезы — это глаза. Два сияющих аквамарина, ярких, как глазурь на роскошном многоярусном торте. Тереза еще не совсем готова: губы не накрашены, нос чуть красноват, особенно ноздри, — но я никогда не видела такой красоты! Честно.
— Какая вы красивая! — выпаливаю я.
— Красивая? — фыркает Тереза. — Шутишь? Да этот жакет отвратный — просто отвратный!
Айяна хмыкает. Я заливаюсь краской. Тереза с любопытством меряет меня взглядом.
— Ты вообще откуда?
— Милуоки.
— А, Миннесота! Я так и подумала.
Сейчас меня будут красить. Я приехала сюда в режиме «чисто/чисто», то есть ничего на лице и ничего на волосах. Винсент живенько делает мне хвостик, протирает лицо тоником и увлажняющим кремом. Убедившись, что холст загрунтован, мой художник начинает, как ни странно, с глаз.
— Ага, вот и первый урок! — говорит Винсент, замечая мое удивление. — Глаза перед основой, детка. Через секундочку поймешь, почему.
«Секундочка» превратилась в двадцать минут. Я наблюдаю, сначала зачарованно, потом с нарастающим ужасом, как кисть Винсента снова и снова обмакивается в стальные тени. Вскоре мои веки так потемнели, будто я долго дралась — и меня побили. Винсент усиливает эффект черным мазком по верхним и нижним ресницам и сводит его в стрелку. После этого визажист проводит намоченной в лосьоне ватной палочкой под глазом и демонстрирует мне:
— Смотри!
— Черная, — говорю я.
— Не просто черная! Грязная! Только представь, что она смешается под глазами с консилером! Получатся отвратительные круги! — восклицает Винсент, слегка содрогаясь (предположительно от мысли, что миллионы женщин так и ходят).