— Эй!.. Есть кто дома?
Согласно инструкциям, я прибыла в дом 55 по улице Саут-Клэпхем-Коммон. Снаружи дом выглядел элегантным городским особняком, но внутри оказался самой что ни на есть типичной общагой. На крючке висит байка Майамского университета. На перилах сушится ярко-розовое пляжное полотенце. Поверх ряда практичной английской обуви — три пары роликовых коньков.
По лестнице спускается высокий мужчина с седоватой шевелюрой.
— Наконец-то брюнетка! — восклицает он.
— Рада сделать вашу жизнь ярче, — говорю я… Кому? Видалу Сассуну?
— Эдвард Джонс, — улыбается он и протягивает руку.
— Эмили Вудс.
У меня еще никогда не было квартирного хозяина. Я ожидала увидеть мистера Роупера из сериала «Трое сверху». Хотя Эдвард почти того же возраста, во время обхода дома обнаруживается, что он гораздо дружелюбнее и вообще ведет себя гораздо приличнее. Дом тоже симпатичный, даже очень: сочетание белых диванов в чехлах с эбеновой колониальной мебелью. Куда элегантнее, чем сулила прихожая, и гораздо лучше, чем обещанное Байроном (мол, моделей селят в настоящих трущобах). А мне, похоже, повезло.
— Это что? — спрашиваю я, указывая на гигантское сооружение у кухни, которое подозрительно напоминает телефон на последнем месяце беременности.
Эдвард кривится.
— Таксофон. После того как уехали прошлые девушки, мне пришлось оплачивать три страницы разговоров с Испанией. На две сотни фунтов.
Я присвистываю.
— Вот именно. Правда, этот новый ужасно неудобный. Знаешь что? Будешь вести себя хорошо — дам тебе пользоваться своим, — говорит Эдвард и подмигивает.
Я широко улыбаюсь.
— Спасибо!
Тур по дому включает холодильник — на полке моделей пусто, если не считать полутора бутылок шампанского и нескольких коробок какого-то английского варианта «Капитана Кранча», — и завершается в заднем холле. Эдвард открывает дверь, за которой обнаруживаются запущенный газон и две блондинки в шезлонгах.
— Эмили Вудс, познакомься с Вивьен Дю Шамп и Рут Фут.
Заслышав голос Эдварда, парочка подает слабые признаки жизни, как ящерицы, которым тучка перекрыла солнце.
— М-м-м-н-н, — мычит платиновая блондинка, лежа на животе.
Золотистая блондинка поднимает козырек и меряет меня взглядом.
— Рут, вот Эмили, она из…
— Америки, — объявляю я.
Эдвард со смешком отвечает:
— Да, милая, они тоже. Из какого штата?
Американки?! A-а. Почему-то — теперь совершенно неясно, почему, — мне казалось, что этим летом я буду в Лондоне единственной моделью из Америки. А значит, экзотичной и популярной. Я воображала себе, как прихожу на собеседование в наряде, слегка отдающем патриотизмом, — «Хэлстон» или «Боб Маки», — и меня сразу же узнают. С криками «США! США!» все кидаются ко мне, сопя носами и пытаясь уловить бодрящий аромат настоящего кофе. Если мне уж суждено делить кров с двумя блондинками, почему им было не оказаться шведками… Некрасивыми шведками?