— А шотландец слышал, — напоминаю ей я. — Он знал, что ее написала Фанни Берни.
— Шотландец симпатичный?
— Да. Постарше нас, но симпатичный. Нет, просто роскошный!
— Опиши.
Я описываю его в общих чертах, но Кейт с трудом его представляет, и мне приходится опуститься до сравнения со знаменитостями.
— Нечто среднее между Кэри Грантом и Шоном Коннери.
— Ну, ладно. Можно сказать, удовлетворяет критериям «роскошности». Ну, очевидно, он и отправитель, этот Шон Грант…
— Мне больше нравится Кэри Коннери.
— Этот Кэри Коннери. Он просто спросил твои данные у продавца.
— Но в этом все и дело! — восклицаю я так громко, что подпрыгивает все на нашем столике, а также парочка, сидящая за нами. — Я не давала ей своих данных!
— Ты уверена? — скептически спрашивает Кейт.
— Абсолютно! Я заплатила наличными. И вообще, я бы дала ей адрес Эдварда, а не «Антракт» — ни за что! Я до сих пор стараюсь не произносить это ненавистное название!
— А «Эвелина» у тебя с собой?
Я достаю покупку из сумки. Кейт пролистывает ее.
— Итак, в тот день в книжной лавке были только… — она читает закладку… — Эдвина Семпл, владелица магазина «Незабытые страницы», и Кэри Коннери. Значит, это один из них.
— Великолепно! — фыркаю я. — Если учесть, как мне везет все лето, придется решать вопрос с восьмидесятилетней Эдвиной, которая шлет девушкам дорогие подарки.
Кейт закатывает глаза.
— Эмили, это шотландец! Поверь мне! Он как-то ухитрился тебя выследить, я точно знаю! — Кейт медленно проводит рукой по мягкой коже, по толстым позолоченным буквам. — Причем прямо перед твоим днем рождения! Если он так начинает, представляешь, каким будет следующий подарок?!
Эдвард незаметно проскальзывает в кладовку и через несколько секунд появляется с малиновым тортом-корзиночкой, круглым и сияющим, с хрустящей золотистой корочкой и рядами блестящих рубиново-красных ягод под тонким слоем глазури.
— Как красиво! — ахаю я.
— С днем рождения! — Эдвард ставит торт передо мной.
Все поют. Я задуваю свечи, Рут подсчитывает их, шевеля губами.
— Постой, тебе, что… Тебе пятнадцать?!
— Нет.
— У меня кончились свечки, — объясняет Эдвард, быстро убирая огарки.
— А… Так сколько тебе?
— Девятнадцать.
Вивьен бросает сандалии на пол и водружает голые ступни на пустой стул.
— Мой нью-йоркский агент всегда говорит: «Нет обложки в двадцать один — иди работать в магазин», так что тебе остается всего два года.
Рут чуть не падает со стула.
— Не может быть! — ахает она. — Мой агент говорит: «У кого обложка в двадцать, можно дальше не стараться!»
— У меня три обложки! — говорит Вивьен.