Студентка с обложки (Хейзелвуд) - страница 167

— Я успею, Сигги, — заверяет она.

Тем не менее по настоянию Сигги ставит бокал и берет сумку. Я выхожу следом.

— Так вот, Кип — представляешь? Ты ведь с ним знакома, правда? Он миленький, правда? Я его правильно описала, да?

— Да… Эмили!

Кейт поворачивается ко мне.

Я не могу спокойно стоять и подпрыгиваю на месте. «Вог»! Шампанское! Кип!

— Что? — я останавливаюсь. — Что-то не так?

— Нет, нет! — Она качает головой. Ее глаза подозрительно блестят, но она улыбается. — Кип просто роскошный. Ты права. Вылитый Кэри Коннери.

Мы обнимаемся, и мои глаза тоже блестят. Вообще-то, наполняются слезами. Кейт тоже участвует во всеобщей августовской миграции. Они с Ноэлем едут в Канны прямо из Парижа. Не знаю, когда мы увидимся снова.

Я отступаю назад и промакиваю слезы под ресницами.

— Вот бы ты не уезжала!

— Вот бы ты осталась! — говорит Кейт, быстро моргая. Из ее глаза вытекает слеза и сбегает по щеке. Она ударяет ногой о ступеньку. — Я буду в «Ритце» в Париже следующие четыре дня. Знаешь что, Эмили? Я тебе позвоню. Нам правда надо поговорить. Я…

— КЕЙТ! ЖИВО! — орет Сигги.

— Иду! Иду!

На середине лестницы Кейт хватается за перила и оборачивается.

— Эмили, мне кажется, тебе надо остаться. Останься и посмотри, что будет.

Уже во второй раз я смотрю ей в глаза и говорю:

— Я подумаю.


Мы допиваем шампанское, и Сигги говорит о моей карьере: как ее строить, развивать, оптимизировать. Как только в игру вступит «Вог», меня, конечно, переведут в «Дебют» и Сигги лично возьмется за мои дела.

Потом я выхожу на улицу. Уже смеркается, все куда-то спешат. Устало ступают мужчины в плащах с дипломатами; целенаправленно движутся куда-то обладатели билетов в театр, зарезервированных столиков или ингредиентов долгожданного ужина; быстро шагают те, кто собрался в бар, на вечеринку или на свидание. А я лечу на пузырьках шампанского, в глазах — искры. Кип! «Вог»! «Дебют»! В моей одурманенной алкоголем голове кружится только это.

Но потом… У меня начинают болеть ноги. Я беру в бутербродном баре кофе с салатом, трезвею и задумываюсь о другом: ехать мне или оставаться? «За», пишу я, нажимая ручкой на салфетку. И «против».

Когда я выхожу, уже не смеркается, а темно. На улицах меньше пешеходов и больше бродяг. Но я знаю, куда иду. Захожу в телефонную будку и набираю номер.

Поднимают трубку сразу оба.

— Эм! — кричит папа. — Как ты подгадала: я только что вернулся с работы!

— Что случилось? — спрашивает мама.

Я не удивляюсь. По причинам, так до конца и не выясненным — возможно, потому что они иррациональны, — мама терпеть не может телефон. Дайте ей выбор, звонить или вести машину, и она достанет ключи. «Обменяться новостями» с подругой всегда подразумевает использование авторучки, ну, а телерекламщикам можно только посочувствовать. Вообще-то, я звонила родителям только раз с тех пор, как приехала в Лондон: чтобы сообщить им о приезде. С тех самых пор я пишу им письма на тоненькой бумаге для авиапочты и получаю послания матери с новостями с Балзамского озера, включая захватывающие сводки с фронта борьбы с садовыми вредителями.