— Ей двадцать один.
Я снова хихикаю: двадцать один? Старуха!
— Ее дела пошли круто в гору в начале сентября, когда один журнал не мог найти нужную девушку. Я прислал им по факсу ее композитку. Они вызвали ее для съемки четырех страниц.
Да, да, да…
— Замечательно.
— Британский «Бог» был такого же мнения. Они планировали снять девушку с определенной внешностью: брюнетку с широкими бровями и темными глазами, девушку, которую они назвали «молодая Ясмин Ле Бон».
Стройка, хаос — все звуки неожиданно пропали. Я смотрю Байрону в глаза, слабо шевеля пальцами.
— Да, Эмили. Им нужна была ты.
Нет, нет, только не «Вог»! Неужели я пропустила…
— Но, Байрон, почему же ты мне не сказал? Почему ты не…
О черт… Черт! Черт! Черт!
— …не позвонил? — подхватывает он. — Я звонил. Четыре раза, если мне не изменяет память. Ты ни разу не перезвонила. В журнале потеряли терпение и готовы были обратиться в другое место. Тогда я порекомендовал им другую девушку, которая хотела эту работу. Фонью. Вот о чем я и говорю. Одни стремятся к цели. Другие — нет. Ты, очевидно, относишься к последним.
Нет, нет! Невозможно! Неправда…
— Байрон, я действительно…
Он отмахивается.
— Нет, не надо. Ты «думаешь», что можешь работать моделью. «Думаешь». Этого недостаточно.
Мое сердце громко стучит. Я вскакиваю, опрокидывая стул. Чертов Кип! Лучше бы я осталась в Лондоне. Просто перетерпела бы, и все. Ведь это я встречалась с Лиз Тилберис! Это я ей была нужна! На месте Фоньи должна была быть — я! Я тяжело дышу.
— Ты не прав! Не прав, и все тут! Я стремлюсь к цели! Стремлюсь!
— Что ж… — скептически пожимая плечами, Байрон поправляет свой тюрбан, — тогда докажи.
— Докажу!
— Работай хорошо.
— Буду!
— Я имею в виду лучше, чем раньше. — Байрон меряет меня серьезным взглядом. — Эмили, я знаю, тебе нравится университет, но если ты хочешь остаться в «Шик», тебе придется уяснить следующее. Ты должна будешь уделять мне больше времени, гораздо больше. Поняла?
— Поняла.
— Я серьезно. Ты должна полностью отдаться моделингу. На сто процентов. И никаких оправданий.
Я киваю и кладу руку на сердце.
— Ты даже не будешь знать, что я студентка!
В течение следующих недель Байрон назначает мне массу собеседований — иногда на все почти невозможно успеть. Я все сношу безропотно, потому что очень хочу работать. Злость с того дня в агентстве не уменьшается, а растет. Ее подпитывает каждый номер «Вог», каждая фраза «проснулась знаменитой» и каждая ноябрьская обложка с Фоньей. А их много. На обложке «Мадемуазель» Фонья блистает в красном платье от Анны Кляйн со стразами, в британском «Мэри Клер» она в обтягивающем серебристом платье «Мизрахи» и в маленьком шиньоне; в итальянском «Леи» она — пухлогубая секс-бомба в декольтированном «Версаче». Мы с ней действительно похожи, хотя, если честно, глаза у нее немного косят, а когда она поднимает брови, их словно дергает за ниточку невидимый кукловод. А так, пожалуй, ничего. И она не стоит на месте, а движется: к славе. К богатству. Она скоро будет звездой.