Таня не знала, сколько будет длиться эта мука. День, воскресный день с Веней, которого она так ждала, был безнадежно испорчен.
«Где ее муж? – думала она уже не тоскливо, а зло. – Что он себе думает, Василий этот?»
Она надеялась, что муж, может, приедет встречать Аделину. Это была, понятно, глупая надежда: из магазина вышли втроем, никакого мужа не было.
И по Соколу тоже шли втроем – Веня предложил прогуляться, и Аделина согласилась, – и втроем сидели потом в беседке на Звездочке… Черемуховый запах уже отходил, а сиреневый был в самой силе.
– Как же все-таки грустно, – сказала Аделина, – когда девочка, юная, наделена способностью вот так нанизывать метафоры – помните, та, что читала нечто похожее на «Новые стансы к Августе»? – и так причудливо они у нее в голове роятся, а таланта настоящего, мощного нет, и ни к чему оказывается весь этот набор красивых образов.
Таня не поняла, о чем она говорит. А Веня понял, конечно.
Он что-то ответил – согласился, кажется, – но не в ответе, вообще не в словах было дело. Он смотрел на Аделину, и сияние, которое Таня заметила, когда они сидели за столом почти месяц назад, снова соединяло их общим куполом.
– Ты не устала? – спросил Веня.
Таня не сразу и поняла, что это он у нее спрашивает.
– Устала, – буркнула она. – На учебу завтра рано. И тебе на работу, между прочим, тоже.
– Тогда пойдем, – сказал он, вставая.
Вышли из беседки, пошли к улице Сурикова. Почему-то туда, хотя Аделина жила на Верещагина.
– Вася в Токио по делам улетел, – сказала она. – И мне тревожно.
– Почему? – спросил Веня. – У него неприятности?
– Нет, все в порядке. Не за него тревожно, а без него. Я, видимо, слишком неустойчива внутренне. Теряю опору и сама сразу теряюсь. Перестаю понимать, зачем живу.
«Врешь, – с ненавистью подумала Таня. – Такая ты прям вся беспомощная, на руках тебя носи! А сама кого хочешь под себя подомнешь».
Но что толку было в ее догадках?
Дошли до дома, и Веня сказал:
– Иди, Таня.
– А ты? – спросила она.
– Аделину провожу. Иди.
Вот так. Ведет Аделину в пустой ее дом. Смотрит в чертовы ее крыжовниковые глаза не отрываясь, и нет его. Ни для кого его больше нет, только для этой женщины.
Таня не знала, что сделает в следующую секунду – заплачет, затопает ногами, вцепится в волосы проклятой Аделине? Но ничего этого она не сделала. Молча открыла калитку и пошла к дому.
Когда обернулась, входя, никого у забора уже не было.