– Мама, я не девушка, чтобы меня соблазнять. – Таня расслышала, что он усмехнулся. – Я считал правильным работать для того, чтобы страна, да хотя бы Москва для начала, наконец выбралась из дерьма.
– А никто, кроме тебя, не собирался из него страну вытаскивать! – Ее голос зазвенел от возмущения. – Что те, что эти – одним миром мазаны! – Она кивнула на экран. Там было видно, как в машину с зарешеченным окном сажают последнего мужика, не просто небритого, а с густой бородой. – Они между собой договорятся, уверяю тебя. Обнимутся, вспомнят добрым словом родную КПСС, помирятся и поделят, что еще не поделили. От людей, которые здесь рвутся во власть, надо держаться подальше, – отчеканила она.
– Мама! Твое генетическое «не высовывайся»…
– А те, кто генами этого не усвоил, лежат в могилах! Веня, мы не в Америке, неужели ты еще не понял? Известно, чем здесь заканчивается пассионарность. Да если бы не девочка…
Тут она обернулась и увидела Таньку, выглядывающую между балясинами лестницы.
– Доброе утро, Таня, – сказала Евгения Вениаминовна. – Выспалась?
– Ага, – кивнула она. – Долго дрыхла, вы уж извините.
– За что же? Сейчас завтракать будешь.
Она ушла в кухню. Левертов молчал. И видно было, что думает он не о Танькином завтраке и вообще не о ней, а о чем-то мрачном. Вот же странный человек! Радуйся, что живым убрался, чего тебе больше? Так ведь нет…
– А кто у вас победил-то? – спросила Танька.
Вообще-то не очень ее это интересовало, потому что она не знала, кто с кем воевал и за что. Да и не все ли равно? Ей ни от чьей победы добра не достанется.
Но после этого вопроса Левертов наконец взглянул на нее. Даже мрачный его взгляд, даже одним глазом подействовал так, что по всему ее нутру прошел холодок.
– Не знаю, кто победил, – ответил он.
– Как не знаешь? – удивилась она. – Которые тебя убивали или наоборот?
– Наоборот.
Он наконец улыбнулся. Точно как ночью, когда она сказала, что его убивать придут. Что всякого человека испугало бы, тем его не проймешь.
– Ну так чего ж ты не радуешься? – спросила Танька.
– Долго объяснять. И все равно ты не поймешь.
Танька отвернулась. Она почему-то обиделась на его слова. Хотя правду ведь сказал – что она в таких делах может понимать? Ничего.
– Таня, – услышала она, – извини. Настроение хуже некуда, вот и… Не обижайся.
Какое – обижаться! Так он это сказал, что у нее от радости чуть сердце через горло не выскочило. Что ж с ней такое-то, а? Это ж просто слова!
– Не радуюсь я потому, что победа эта неизвестно к чему приведет, – объяснил Левертов.
– Как же неизвестно? – возразила Танька. – Убивать тебя больше же не станут? Ну и всё.