Суббота, 29 ноября 1873 года
<…> Сегодня я тоже недовольна, и мне ничего не выразить из моих чувств и страданий. Если бы я могла описать, что творится у меня в душе, – но я не знаю, что там творится, знаю только, что мне очень больно, что меня временами что-то терзает и жжет. И все, что я говорю, – это все не то, и я не могу высказать сотой доли того, что чувствую.
Видел бы кто-нибудь, сколько раз я бросаю перо, откидываюсь на спинку кресла, глаза к потолку, или одной рукой придерживаю плащ, в который закуталась с головы до ног от сквозняка, а другой закрываю лицо, чтобы в темноте собраться с мыслями, которые разлетаются в разные стороны и оставляют у меня в голове только ненавистную путаницу. Бедная голова! Одна мысль меня донимает: вдруг через несколько лет я буду над этим смеяться, все забуду… Все эти горести покажутся мне ребячеством, преувеличением. Нет, заклинаю тебя, не забывай! Когда ты будешь читать эти строки, вернись назад, представь себе, что тебе пятнадцать лет, что ты в Ницце, что все это происходит сейчас! Подумай, что ты живешь не теперь, а тогда! И ты поймешь и будешь счастлива… <…>
Все музы и Аполлон не в силах выразить моих чувств. Это нелепость все, глупая, сумасбродная нелепость, но я чувствую себя ограбленной. Я на всех в обиде. Как будто у меня отняли то, что мне принадлежит, мне, – отобрали, украли, убили. <…>
Вторник, 9 декабря 1873 года
<…>
Что бы я ни написала, мне никогда не выразить того, что я чувствую. Я глупая, сумасбродная, разобиженная на весь свет. Мне кажется, что те, кто отнял у меня герцога, ограбили меня; нет, правда, как будто у меня отняли мое добро. Мне так нехорошо! Не знаю, как объяснить: мне все представляется каким-то непрочным; на язык мне по ничтожным поводам приходят слишком сильные выражения; хочу сказать что-то важное – и чувствую, сказать-то мне нечего; я словно… Нет, довольно! Если ударюсь в рассуждения, примеры, сравнения, то никогда не кончу. Мысли подталкивают одна другую, мешаются и в конце концов развеиваются, как пар. <…>
<…>
Воскресенье, 28 декабря 1873 года
<…> Я уже не ребенок, как другие дети: сердцем я женщина, но – женщина-ребенок.
<…>
Воскресенье, 11 января 1874 года
Сгораю от нетерпения, когда же настанет завтра, двенадцатое января, канун русского Нового года: я буду гадать перед зеркалом, но с Божьего соизволения.
За обедом говорили о Новом годе, как мы его проведем. Машенька[23] предложила гадать. Рассказывали о разных гаданиях. Садятся перед зеркалом. Машенька рассказывает поразительные вещи: она сама гадала перед зеркалом и видела Степу и еще многое, что до сих пор не исполнилось. Еще она говорит, что люди видят всякие страхи и ужасы. Все это меня так воодушевило и возбудило, что мне кусок в горло не идет. Решено: буду гадать! <…>