Ей вдруг захотелось, чтоб игра закончилась. Не прошло и часа с тех пор, как он был в ней, а она скакала на нем на шезлонге в оранжерее, а желание проснулось снова. Вот только прежнего драйва уже не чувствовалось. Она и сама не заметила, когда и как они с Полом поменялись ролями. Пришел черед ему проявлять инициативу и решать, соблазнять или командовать.
– Думаю, слово, которое ты ищешь, – похоть, – произнесла Клодия почти шепотом. Ненавидя себя за мягкотелость, она надеялась, что не переступила черту.
– Я на это и надеялся.
Пол встал, выпрямившись во весь свой внушительный рост, а Клодия поймала себя на том, что затаила дыхание. А потом с облегчением выдохнула, когда он взял ее за руку.
– Расскажи мне все-все, – попросил он, поднимая ее со стула и увлекая к дому. – Об этом твоем внезапном влечении к Беатрис…
И она рассказала.
Пока он только что не тащил ее вверх по лестнице, крепко сжимая ладонь своими тонкими пальцами, она поведала ему о непристойных мыслях, на которые вдохновили ее соски Беатрис, просвечивавшие сквозь тонкую белую ткань.
– Они выглядели такими твердыми… такими соблазнительными, – призналась она, когда Пол распахнул дверь в гостевую комнату, в свою комнату, и затащил ее внутрь. – Как маленькие спелые ягодки. Мне хотелось пососать их, укусить.
– Продолжай! Еще! – подгонял он, поднимая ее руки над головой и почти сдирая с нее майку.
– Мне хотелось снять с нее всю одежду, посмотреть, какая она обнаженная. – Клодия захихикала. – Посмотреть, натуральный ли у нее цвет волос или она красится! – Она тихонько застонала, когда Пол стал ласкать ее соски, прикасаясь к ним так нежно, словно они тоже были спелыми ягодами.
– Мне хотелось поцеловать ее… везде. Вдыхать ее запах, лизать ее, – продолжала она, безудержно импровизируя, гордая своей смелостью и в то же время шокированная этим.
Пол тем временем освобождал ее от обуви, брюк и трусиков. Отступив назад, он оставил ее обнаженной во все еще ярком свете вечернего солнца.
В первое мгновение Клодии захотелось прикрыться. Ни прошлой ночью, ни утром такой откровенности она себе не позволяла. Сейчас не было ни спасительной темноты, ни остатков одежды, которые облегчили бы ее страхи и умиротворили стыдливость. Здесь и сейчас Пол видел ее всю: каждую впадинку, каждую выпуклость, каждую складку. Все мелкие физические особенности, которые не пощадили годы, все недостатки, особенно выделявшиеся на фоне его совершенства.
– Господи! – хрипло простонал Пол, стаскивая с себя одежду. – Еще, расскажи еще, – взмолился он и, откинув в сторону покрывало, нетерпеливо опрокинул ее спиной на кровать.