На широкой площадке у окна стоял потёртый диванчик и маленькая тумбочка, накрытая салфеткой. Это – место курения-общения соседей с ближайших этажей. Ивану захотелось опуститься на диван, перевести дух, но он оборвал себя: молод ещё сидеть между этажами, тридцать четыре всего!.. Его мысли перекинулись на случай на загородном шоссе, затем – на Кристину и снова – на утренний разговор с Натальей…
Иван поставил портфель на диван и достал из внутреннего кармана листок. Конверт с письмом он получил вместе с бумагами, но пришло письмо не почтой: Крис сама принесла его в приёмную, узнала адрес…
Он пробежал строчки глазами. За целый день Иван не пришёл ни к каким выводам – ни про себя, ни про свою выросшую визави. Что заставляет Кристину так вести себя? Любовь, пронесённая сквозь годы? Любовь – двенадцатилетнего ребёнка?.. Абсурд! Но тогда что?..
Иван тяжело вздохнул. Сложил листочек и засунул в карман. Нет, всё-таки ему придётся открыться Наталье… Показать письмо, потому что, если Кристина вздумает звонить на домашний, будет хуже. А вообще, какое счастье, что его жена совсем другой породы!..
Иван вспомнил, что от квартиры, в которой находится Наталья, его отделяют всего три лестничных пролёта. Он осторожно отделился от подоконника и стал подниматься по лестнице. Добрался до квартиры, открыл замок.
Он собирался позвать Наталью, как вдруг увидел, что жена стоит в проёме двери в комнату. На секунду его ослепила яркость её лица, обнажённых рук, подчёркнутых густым синим цветом ткани, блеск на плече, – он видел это платье впервые. Потом он заметил глаза.
Глаза Натальи смотрели на него с такой решительностью, что Иван забыл о спине и даже о прошедшем дне. Ему вспомнились поездки к святым местам, которые Наталья предприняла в надежде вымолить ребёнка. Одно «место» находилось на самой окраине их огромной области, другое – в противоположной стороне, на границе с соседней. Путь лежал по бездорожью, с середины маршрута пришлось идти пешком, оба раза – километров пять или больше, на жаре и солнцепёке – в одном случае, по слякоти – в другом. Привыкший к автомобильному комфорту, Иван порядком тогда намучился, а Наталья выдержала путешествия без единой жалобы. Он тогда сделал открытие: истовость надежды, граничащая с фанатизмом, – другая сторона сдержанной натуры женщины, которую он любил.
Не задав ему ни одного вопроса, не дав сказать слова, Наталья заговорила о своих настроениях, о том, как хочется ей изменить свою жизнь…
Платье, косметика, серьги – это Наталья не пояснила.
От неожиданности Иван забыл осторожность. Он наклонился снять туфли, и боль скрутила с новой силой. На миг он перестал что-либо слышать, а когда, держась за больной бок, разогнулся и обрёл слух, то обнаружил, что Наталья говорит уже о другом. Она говорила, что ей надо, непременно, обязательно, ей просто необходимо найти специалиста, который помог бы ей восстановить голос. Ей нужен учитель по вокалу, она наведёт справки в родном институте… Это возможно, она читала в Интернете, такое случается… Ивану захотелось сказать: «Наташа, у меня был жуткий день, и я простыл! И что, скажи, означает твой наряд?» Но Наталья продолжала говорить, она словно не видела лица мужа, его руки, неловко заведённой за спину в инстинктивной попытке ослабить боль.