И ему снова пришла в голову мысль, что, пожалуй, он, в силу устройства своих мозгов, не может оценить значение процессов, которые идут в ней. Он со щемящей нежностью оглядел её лицо, шею, уши, отметил блеск и тугую тяжесть волос, росчерк ключиц. Он осмотрел её кисти, пальцы с розово-прозрачными ногтями, провёл взглядом по рукам от края рукава до локтей. Всё в ней – даже шероховатые локти, даже несовершенство черт лица, слегка асимметричные плечи – казалось ему исполненным обаяния. Мысль, что она хочет быть со всех сторон освещённой перед сотнями ощупывающих её глаз, и страстно мечтает об оценке этих глаз, мечтает зависеть от чьего-то одобрения или неодобрения, – эта мысль была невыносима. Чужие взгляды заляпают сияние чистоты, которое мерцает в Наталье, подобно тому, как пальцы ребёнка бездумно стирают пыльцу с крыльев бабочки…
Наталья тоже наблюдала за ним. Она по-своему истолковала его взгляд и произнесла тоном, в котором его чуткое ухо различило обвиняющие нотки:
– Ты смотришь на меня, как на свою собственность. Притворяешься, будто заботишься обо мне, а сам боишься, что у меня появится отдельный от тебя интерес. Ты устроен чисто по-мужски: я могу проявляться как угодно, а жена должна сидеть дома, готовить, стирать и ждать, когда я вернусь и удостою её своим вниманием!
Несправедливость Натальиных слов вызвала в нём ощущение беспомощности. Что толку, если он скажет: «Я думал о том, что, возможно, в силу своей приземлённости, я не понимаю тебя?» Теперь эти слова будут выглядеть как попытка оправдаться. Иван почувствовал горечь и ещё что-то, смутно напоминающее ожесточение. Почему она предъявляет ему одно нелепое обвинение за другим? «Смотришь, как на свою собственность…» Пожалуй, она права! Он должен оберегать её – даже если оберегать придётся от неё самой.
Он видел, что Наталья ждёт его реакции. Но он не собирался больше оправдываться в том, чего не совершал.
Посмотрев Наталье в глаза, он задал вопрос, который всё это время держал в голове:
– Откуда у тебя это платье?
И Наталья закусила губу, отвернулась. Не поворачиваясь, ответила:
– Ты так ничего и не понял.
– Что я должен понимать? – взорвался Иван. – Что ты хочешь петь, что хочешь восстановить свои вокальные способности? Так это я понимаю. Но я не понимаю, зачем ты нарядилась в платье, перед тем как сказать это мне. Ты купила его в тот день, утром?
– Нет. Оно было у меня давно.
– Почему же я ни разу его не видел?
– А это, знаешь ли, платье для особых случаев. За десять лет нашей с тобой совместной жизни такого случая у меня не было ни разу, – сказала Наталья, и по тону её голоса он понял, что больше на эту тему жена говорить не будет.