- Расскажи мне, Доминик, - попросила она его. В её голосе слышалась мольба, а дышать становилось труднее. Он развернулся к ней и, взяв её за руку, разжал кулак, переплетая вместе их пальцы. Сжимая их, он хотел попросить, чтобы она всегда оставалась с ним.
- Не осталось ни одного хорошего момента с ней, что можно вспомнить. Только если бы она захотела, я бы остался, моей любви хватило бы для нас двоих. Но она была далека, чтобы принять и понять такое чувство. Она ненавидела меня всем сердцем, чтобы испытывать такое чувство, как любовь или привязанность. Как можно любить результат изнасилования? Вот почему я заслуживал то, что она делала. Я постоянно напоминал ей о том, что сделал мой отец. Я не могу вспомнить день, в котором бы она не издевалась надо мной. Моя мать всегда приводила домой мужчин, и они платили ей деньги за то, что она трахалась с ними. Она подсела на наркотики, а после их употребления, ей хотелось играть в игры. Русская рулетка, к примеру: одна пуля, пятьдесят на пятьдесят, что ты останешься в живых. Я думаю – это была её любимая игра. Потом были сигаретные ожоги, которые она тушила об мое тело, пока я не начинал кричать. Но даже побои и недостаток еды казались мне не такими страшными. Самым страшным - была темнота. У неё была специальная комната для меня, она была не больше коробки. Я сдирал ногти об дверь, пока не начинала идти кровь, кричал до хрипоты в голосе, чтобы меня выпустили.
Доминик даже не думал в тот момент, когда рассказывал о своем прошлом. Слова сами шли к нему, и он просто произносил их, вспоминая те ужасные моменты его жизни. Он рассказывал ей о том дерме, которое пережил, о той жестокости, и как в конечном итоге его поглотила тьма, превращая в того монстра, которого она знала сейчас. Доминик обнажил душу перед ней, показывая те ужасные шрамы на теле и рассказывая истории, откуда они взялись.
- Два миллиона стали решением её проблемы. Она не оглянулась, когда уходила, даже не сказала слова на прощание. Всё что я запомнил в тот день, это был тот ненавистный запах сигарет, которым пропитался её порванный свитер. Моя ненависть со временем сменилась на ярость. Она растет во мне тут, Иден, - он коснулся рукой левой части тела, там, где находилось его сердце. – Там нет ничего, только уродство.
Его голос был очень печальным, он отпустил её руку, а сам взялся за руль и сжал его.
- Я просто … Я хочу, чтобы ты знала. Я хотел, чтобы ты увидела.
В течение долгого времени, никто из них не произносил и слова. Она положила руку ему на плечо, и Доминик немного отшатнулся. Когда он наконец-то решился посмотреть на неё, его внутренности сжались. Он ожидал отвращение, презрения, или еще хуже, отрицания, но то, что он увидел, удивило, на её лице было сострадание. В её янтарных глазах не было ничего, кроме нежности и понимания, и Доминик почувствовал свою ущербность, что б её.