* * *
Кантор спешил теперь к семье. С обгоревшими волосами, мокрый от воды из пожарных рукавов, усталый, шел он. Звезды-дуги перекрещивались в небе; звезды-дуги-параболы разрывались, огненными спиралями охватывая город. Спиралями обертывался город; огненными лентами.
Блестящие дуги, подобно осьминогу, вцепились в город с улицами, домами; и высасывали кровь; в землю, в песок, в камни, в клочки железа обращали все.
И над кладбищем сыпались звезды — тогда гробы мертвых трещали, а мертвых тела, распухшие, безобразные, смрадные, выбрасывало из-под земли; гробы трещали, взлетали, и впивались в выброшенные тела тысячами деревянных игл. Отпадало мясо… А кости скелетов метались, сыпались; сталкиваясь, стучали и… падали.
От выброшенных тел смрад вился, клубами над кладбищем поднимаясь; ветром ночным те волны газов неслись на город.
Шепча молитву, шел Мойсей-кантор, поднимая глаза к ночи. В глазах тех спирали и звезды светились. К звездам-мирам, не к спиралям устремлялись взоры; призывал он Бога взглянуть на землю.
Шепча молитву, приближался кантор к своей семье; туда, где… на месте погреба высилась куча камня, земли и бревен.
Догорал дом…
IV
Утром потянулись евреи в синагогу. В белых, с черными каймами, платьях шли в субботу молиться. Спешили проскользнуть; и зажимали нос от смрада, несшегося с кладбища, и вытирали глаза, плакавшие от дыма и горя. Шли евреи в синагогу и говорили про кантора; удивлялись, что в одну ночь, как Иов многострадальный, все потерял Мойсей; в одну ночь все дорогое погибло. Будет ли в синагоге?
Прошел раввин, — высокий старик с умными глазами; наклонив голову печально к земле, шел он. Прошли и Дудкины, и Абрамсоны, и молодые, и старые — все в эту субботу спешили молиться. А в синагоге уже горят свечи, и кантор, Мойсей, многострадальный Мойсей, дрожащим голосом начинает петь молитвы. Плачет раввин, плачут евреи…
А кантор поет.
За одну последнюю ночь Мойсей пережил годы; годами для него кажется эта ночь; годами ужаса: и пожары, и смерть жены, гибель детей всех; и звезды-спирали, и смрад от мертвых. Разрыли ночью же погреб; нашли… кровавую массу… Нет, то не была Роза; то не был Исай… и не дети его то были. О Бог Всесильный! И Зоя — не Зоя. Полголовы куда-то исчезло, а мозги выпали наружу, на камни. Скользкое, слизь… О нет, не Зоя! И не Мойша, с ужасом застывших глаз, а другой — вырезал острый камень, разворотил, высверлил дыру на месте глаза. О Бог Израилев! И трупы вчера, позавчера… все дни; трупы неделями. Девочка, русская девочка, которую вытащил он из огня с обгоревшими волосиками, льняными… А когда вынес ее, девочку, то стало дурно. Уронил на землю; разбилась, упав с высоты. А отец с разорванным туловищем от бомбы! И гробы кладбища!… О… о… о… Покоя и мертвому нет — все в куски мяса обратилось… И смрад… Город, бедный город! Здесь провел он свое детство… Вон молятся бедные евреи, а что ждет их? и не только их, но и всех в городе? Еще день — падет город. Ворвутся победители — кровь, насилия, грабеж, убийства…