— Иди с-сюда, Эдди.
— Сейчас, вот только допьем.
Последний стакан она большей частью пролила, но кое-что попало и внутрь. Я вытер Гарди носовым платком.
— Ой, как голова кружится! — хихикнула она.
— Закрой на минутку глаза — лучше станет.
Минутки ей хватило, чтобы отключиться. Я отнес Гарди в спальню, натянул на нее пижамные штаны. Ополоснул стаканы, выкинул бутылку в мусорное ведро и убрался подобру-поздорову.
Около двух часов я вышел из лифта на двенадцатом этаже «Вакера» и постучал в номер дяди Эмброуза.
— Что с тобой? — спросил он, открыв мне дверь. — Где ты был?
— Нигде… гулял просто.
— Для моциона, значит?
— Слушай, отстань, а?
— Конечно-конечно. Ты присядь, отдохни.
— Я думал, мы куда-то пойдем.
— Пойдем обязательно, но не сразу. — Он протянул мне помятую пачку сигарет. — Хочешь?
— Угу.
Мы закурили.
— Вижу, парень, худо тебе, — произнес дядя, глядя на меня сквозь дымовую завесу. — Догадываюсь, что одна из твоих девочек что-то выкинула, а может, и обе. Это ты вытрезвлял Мадж к похоронам?
— Очки тебе определенно не требуются.
— Такие уж они есть, Мадж и Гарди. Их уже не исправить.
— Мама тоже не виновата. Себя ведь не переделаешь.
— Никто не виноват — с годами ты сам поймешь. Это и к тебе относится, и к Уолли. Взять хоть то, как ты настроен сейчас…
— И как я настроен, по-твоему?
— Зол как черт, вот как. Не только из-за Уолли — все, думаю, началось раньше. Посмотри-ка в окно.
Окно номера выходило на юг, на чудовищную махину Мерчандайз-Март и на Северную сторону со старыми кирпичными домами, где жили одни уроды.
— Обалденный видок, — усмехнулся я.
— Ну вот, теперь понимаешь? Ты смотришь на что-то, а видишь себя самого. Красота и романтика открываются только тем, у кого они есть внутри.
— Да ты у нас не балаганщик, а прямо поэт.
— Случилось пару книжек прочитать, — улыбнулся Эмброуз. — Не следует навешивать ярлыки, скажу я тебе. Слова обманчивы. Называешь кого-то наборщиком, пьяницей, голубым, шофером грузовика и думаешь, будто выразил этим всю его суть, но люди существа сложные, одним словом их трудно определить. — Он слез с кровати и опять повернул меня к окну, держа за плечо. — Сейчас мы попробуем посмотреть на это иначе, может, на душе-то и просветлеет.
Мы стояли, глядя в открытое окно на подернутые серым туманом улицы.
— Да, я читал кое-что, и ты тоже — но смотрел ли ты когда-нибудь на вещи по-настоящему? Там внизу ты, к примеру, видишь дома-коробки, каждый отдельно, а между ними воздух, правильно? Так вот, все не так. Это просто масса крутящихся атомов, которые в свою очередь состоят из электронов, тоже крутящихся, и пространство между ними, как между звездами. Одно большое ничто. Нет никаких четких линий там, где заканчивается воздух и начинается здание — тебе просто кажется, будто они есть. Атомы там посажены чуть поближе. Они не только крутятся, но еще и вибрируют: ты слышишь шум, а на самом деле это атомы елозят туда-сюда. Видишь, по Кларк-стрит человек идет? Он тоже ничто, часть пляски атомов, слитая с тротуаром и воздухом.