— Вот же черт!
— Что такое?
— В старших классах я учил латынь, хотя папа советовал мне выбрать испанский, он, мол, сам учил его в школе и поможет мне, если что. Знал бы я, что он свободно на нем говорил!
Дядя задумчиво смотрел на меня и не спешил продолжать свой рассказ.
— А из Веракруса вы куда подались? — спросил я.
— Я перебрался в Панаму, а Уолли остался. Нравилось ему там.
— Он долго там пробыл?
— Нет. — Дядя посмотрел на часы. — Пора нам обратно к Кауфману.
— Время еще есть. Ты сказал, что мы придем туда к девяти. Почему же отец не остался там, если город и работа его устраивали?
— Ладно… теперь уже можно сказать.
— Так почему?
— Он дрался на дуэли и победил. В Веракрусе ему больше всего нравилась жена владельца газеты. Немец вызвал его стреляться на маузерах, Уолли попал ему в плечо и уложил в больницу, после чего покинул город быстро и скрытно, в пароходном трюме — я об этом уже позднее узнал. Четыре дня спустя его засекли и заставили отработать проезд. Он загибался от морской болезни, а куда денешься? Так и драил палубу до самого Лиссабона.
— Да ладно!
— Это факт, Эд. Прожил какое-то время в Испании, матадором решил стать, но этому надо учиться с самого детства, да и талант иметь. А пикадором он не хотел.
— А что это, пикадор?
— Всадник с пикой. Если бык пырнет лошадь, а это почти каждый раз случается, рану набивают опилками, зашивают — и опять на арену, но долго лошади все равно не живут. Ладно, к черту, мне самому эта часть корриды противна. Теперь-то лошадям стали набрюшники надевать, видел недавно в Хуаресе. А шпагой быка заколоть — это нормально, честно. Честнее, чем на здешних бойнях, если на то пошло. Они там…
— Расскажи лучше про папу в Испании.
— Короче, он вернулся домой. Мы снова нашли друг друга через одного приятеля в Сент-Поле, которому оба писали. Я работал в детективном агентстве Уилера, это в Лос-Анджелесе, а Уолли выступал в кабаре как жонглер. Не высший класс, но с булавами у него получалось неплохо. Он последнее время не жонглировал, нет?
— Нет.
— Тут нужно постоянно упражняться, иначе теряешь навык. Но руки у него всегда были ловкие, на линотипе шпарил только так. При тебе тоже?
— Со средней скоростью. Может, из-за артрита: Несколько месяцев отец вообще работать не мог. Мы тогда в Гэри жили, потом уж в Чикаго перебрались.
— А мне он ничего не рассказывал…
— Вы когда-нибудь еще работали вместе?
— Разумеется. С частным сыском у меня не сложилось, и мы стали ездить с целительским шоу. Уолли гримировался под черного, жонглировал.
— Ты тоже жонглируешь?
— Нет. Рукастый у нас был Уолли, я больше языком беру. У целителей я обрабатывал публику и вещал брюхом.