Когда вопрос был улажен, румыны спустились по центральной лестнице здания и покинули его навсегда. Бонд также спустился вниз и послал Эспозито сообщение об успешном завершении задания. Когда он вернулся, чтобы выпить с Матисом, его руки кто-то коснулся, и повернувшись, он увидел, что это была высокая яркая блондинка.
КОГДА БОНД РАССКАЗЫВАЛ историю с «Ясновидцем», чувствовалось, что делает он это с удовольствием, и в голосе его сквозила лёгкая ностальгия по тем далёким временам.
— Итак, — завершил он, — мне приятно думать, что когда-то я банк Монте-Карло.
— И это действительно оказалось полезным для британской Секретной службы? — спросил я. — В смысле того, как задумывал это Мэддокс?
Бонд рассмеялся.
— И да, и нет. Шпионский мир тогда был не таким, как сейчас. Была в нём доля фарса и нестандартных комбинаций. Сейчас всё это мне кажется своего рода игрой, но тогда я относился к происходящему вполне серьёзно. К слову, мы все к этому так относились, и Мэддокс особенно. Он любил планировать подобные дела и получать удовлетворение в случае успеха. На следующую ночь после выдворения румын он прибыл в Монте-Карло, и Де Лессеп организовал для нас ужин — и какой ужин! Матис тоже был там, равно как и представители туристического бизнеса Монако. Я пришёл на вечер с Памелой, а Мэддокс — с местной актрисой. Поражение румын действительно способствовало повышению престижа всей Службы, и это произошло как раз в тот момент, когда она больше всего в этом нуждалась. Конечно, у нас появились друзья в казино, которые при случае помогали нам, кроме того, нас стало уважать французское Второе бюро. С Матисом, как вы помните, мы всегда были в приятельских отношениях. Но сказать, что успех этого задания стал и моим личным успехом, я не могу. В какой-то степени я думаю, что расплачиваюсь за него до сих пор.
Было не похоже на Бонда заниматься такого рода самоанализом. Сомнение в себе никогда не было чертой его характера. Мне было интересно узнать, что кроется за этой его фразой.
— Расплачиваетесь чем? — спросил я.
— Тем, что никогда не смогу быть обычным человеком.
— А вы хотели бы им быть?
— Конечно. Теперь я это понимаю, но уже поздно что-либо менять. Я такой, как есть, и ничего с этим не поделаешь. И зная себя слишком хорошо, понимаю, что другим быть уже не смогу. Это моя жизнь — я завербован для неё. Да, я жду этого чёртова вызова в Лондон, но на самом деле я дорого отдал бы за то, чтобы просто пожить спокойно. И в некотором смысле, во всём этом виноват Мэддокс.
— Только он один? Вы можете противопоставить ему себя и сказать, что вы сами непричастны к сложившейся ситуации?